– Я вижу теперь ясно, что вас обошел хитрый негодяй; но в деле рубинового прибора враг ваш пересолил. Кого мог он уверить, что такое высокопоставленное лицо, как вы, согласится не только принять в подарок краденую вещь, но еще допустить свою молодую невинную невесту надеть ее публично в самый день свадьбы.
– Это правда, Вассер! Благодарю вас за эту мысль! -воскликнул Даниэль. – С радостью отдал бы я свою жизнь, чтобы избавить мою дорогую Марию от подобной пытки! Посмотрие, посмотрите, она не дышит!
Мадемуазель де Меревиль лишилась чувств, но обморок ее был непродолжителен. Вскоре, открыв глаза, она устремила их на Даниэля, рука которого оставалась крепко сжатой в ее руках.
– Друг мой! – начала она. – Здесь происходит что-то, ужасное!… Из сожаления скажите мне, что все это только страшный сон.
И так как Даниэль не в состоянии был отвечать ей, отвернулся, то Вассер поторопился вмешаться.
– Мадемуазель де Меревиль, – начал он, стараясь смягчить свой грубый голос, – действительно, в настоящее время дело идет о таких ужасных вещах, описание которых вы не в силах будете выслушать. Позвольте же мне, с помощью гражданина Ладранжа, распутать этот скверный, запутанный клубок; что же касается до вас, то позвольте мне попросить вас вернуться в гостиную! Забудьте, что произошло здесь. Не старайтесь отгадать… Позже, может быть, вы и узнаете истину.
Мария взглянула на жениха, как будто спрашивая его.
– Да, да, Мария, совет Вассера очень разумен. Вы теперь достаточно оправились, возвратитесь же в гостиную и попросите наших друзей извинить меня, если церемония отложится до другого дня. Дело идет о безопасности всей страны; касается тоже и чести нашего семейства, моей чести, Мария, может быть!… Не спрашивайте меня более!
– Боже мой! Даниэль, как вы расстроены! Неужели новое несчастье снова угрожает нам? Вассер, вы как будто имеете что-то против моего дорогого Даниэля… О, то что со мной сейчас случилось, родило в моей голове самые безумные мысли.
Вассер успокоил ее как мог, а Мария все глядела на Даниэля, сказавшего ей наконец:
– Дитя мое! Прошу вас, оставьте нас на минуту! Главное не очень огорчайтесь; будьте сильны, мужественны, как вы были в самых тяжелых обстоятельствах жизни, и уверены, что что бы ни случилось, я всегда останусь достойным вас.
– Хорошо, Даниэль, я исполню ваше желание, – сказала молодая девушка, вставая. – Я не хочу ничего знать, не спрашиваю более и вполне покоряюсь вашей воле, но в свою очередь, мой друг, я прошу вас, приходите к нам поскорее; гражданин Вассер, – продолжала она милым, грустным тоном, – не правда ли ведь вы его к нам скоро отпустите? Это лучший, честнейший и благороднейший из людей.
И, подставив свой лоб Даниэлю, ласково улыбнувшись Вассеру, она вышла.
По ее уходе опять водворилось молчание.
– Вассер, – сказал наконец Даниэль Вассеру, поднявшему и внимательно рассматривавшему рубиновый убор. – Присутствие этого невинного ангела дало другой оборот моим мыслям, усмирило мою злобу. Мне ли обижаться за подозрения, которые и мне самому кажутся, к несчастью, совершенно основательными! Чего вы не могли заставить меня сделать силой, то сделаю я из моей доверенности, любви и уважения к вам… Садитесь лейтенант, вы сейчас все узнаете!
И он стал рассказывать историю своего знакомства с Франсуа Готье со всеми мельчайшими подробностями. Он ничего не скрыл от Вассера, не упустил никакого обстоятельства и дал ему документы, подтверждавшие его рассказ. Когда Ладранж дошел до открытия, сделанного им утром, лейтенант даже топнул ногой.
– Черт возьми! И после подобного-то открытия вы имели неосторожность выпустить этого плута.
– Сознаюсь, я сделал большую ошибку, – сконфуженно ответил Даниэль. – Я слишком увлекся ложным великодушием; но возьмите и то в соображение, что я еще не знал всей истины. Я видел во Франсуа Готье молодого родственника, сделавшего проступок, и которого можно еще возвратить на прямую дорогу. Мог ли я ожидать, что сын моего дяди, атаман разбойничьей шайки, чудовище, преступления которого ставят его вне законов человеколюбия!
В продолжение этого рассказа Вассер сидел, глубоко задумавшись. Долго обсуждая в своем уме все сказанное, внимательно рассмотрев бумаги, он вдруг встал и крепко схватил Даниэля за руку.
– Извините меня, гражданин Ладранж, – начал он, -но согласитесь, что человек и умнее меня мог бы тут ошибиться! Этот Франсуа Готье, Бо Франсуа, там каким бы вы его именем ни называли, олицетворенный сатана, а честному человеку не перехитрить дьявола! Но только излишек предосторожностей иногда вредит делу, а потому и рубиновый убор своим дьявольским ухищрением тотчас же меня поколебал… Между тем, повторяю вам, что я убежден, что у этого франта должны быть ноги-самолеты, потому что он прямой выходец из ада. Мы имеем верные сведения, что он убил своего отца, сына, не считая других… Знаете, гражданин Ладранж, как ни крепись, но, когда слышишь все это, невольно пробирает дрожь. Но вернемся же к вам… Что ж вы хотите теперь делать?