В нашей маленькой псевдосемье всегда доминировала я: я зарабатывала основную часть денег и я же единолично распоряжалась семейным бюджетом, отводя Артему исключительно совещательную функцию. Так как у меня хватало природного такта не выпячивать финансовое превосходство, подобное положение дел парня не напрягало, да и я никогда толком не ущемляла его в покупках. Захотел телевизор на всю стену – давай купим, старый лэптоп перестал тянуть навороченную игрушку – не вопрос, поменяем, акустическая система безнадежно устарела – берем новую, в чем проблема? Собственные доходы Артема отличались нерегулярностью – он занимался веб-дизайном по фрилансу, периодически брал крупные заказы, иногда кооперировался с друзьями –айтишниками и участвовал в масштабных проектах… Деньги парень честно приносил в семью, но «откладывать в кубышку» у нас всё равно не получалось. Еще «на берегу» мы договорились ни при каких условиях не вешать на себя кредитное ярмо и всю технику приобретали за наличные, но вчерашние новинки на глазах превращались в пережитки прошлого и, как следствие, фатально обесценивались. Порой я всерьез задумывалась о будущем, меня посещали мысли взять ипотеку и отказаться от съемного жилья, но все мои поползновения встречались Артемом довольно равнодушно. Он вроде бы прямо и не возражал, но и реальных шагов тоже не предпринимал – по факту его всё устраивало, а любые возможные пертурбации, посягающие на стабильность устоявшегося порядка, вызывали у парня инстинктивное отторжение. В итоге, мы так и продолжали спускать деньги на всякую ерунду, застряв на одном уровне и ни на миллиметр не приближаясь к настоящей семье, обремененной детьми и ипотечными займами. Неизвестно, как долго бы продержался этот причудливый статус-кво: вполне вероятно, что и всю жизнь, потому что я никогда особо не наседала на Артема в плане женитьбы, хотя наши родители регулярно спрашивали, почему мы до сих пор не узаконили свои отношения. А мы… А что мы, мы были по-своему счастливы, мы любили друг-друга тихой, спокойной любовью, начисто лишенной взаимного выноса мозга, и даже не подозревали, что совсем скоро наша идиллия разрушится под гнетом непреодолимых обстоятельств.
Когда меня сократили, Артем не сразу понял, что произошло, и в полной мере не оценил, в насколько сложной ситуации мы оказались. На тот момент у него уже больше двух месяцев не было действительно стоящих проектов, кризис душил заказчиков и вынуждал в разы ужимать расходы, но мой бойфренд свято верил, что это лишь временный застой, и рано или поздно все наладится. Бывший однокурсник предложил Артему постоянное место в госучреждении, но это избалованное дитя посчитало, что не в его правилах ежедневно вставать на работу ни свет, ни заря за такие смешные деньги и проигнорировало неплохую, в сущности, вакансию. Годами формировавшаяся привычка Артема к свободному графику вкупе с инфантильным складом характера привела к тому, что наш многолетний союз, не скрепленный ничем, кроме искренней привязанности, провалился в бездонную пропасть нищеты. Инициатива к расставанию исходила от меня.
Я устала занимать деньги у отца с матерью, чтобы заплатить за съемную квартиру, и регулярно получать от них упреки в неспособности себя обеспечивать, меня жутко раздражал часами залипающий у монитора Артем, я впадала в ярость от его несамостоятельности. С горем пополам он пытался покрывать расходы на питание, но объективно говоря, кормила нас его мать, урезающая свои элементарные потребности ради любимого сыночки. Терпеть этот ужас мне надоело на третий месяц двойной безработицы, я даже не стала требовать с Артема срочно озаботиться трудоустройством, так как великолепно сознавала, что с любой приличной должности его быстро выгонят пинком под зад за неорганизованность, безалаберность и лень: я приняла тяжелое решение за нас обоих, как это обычно и происходило в нашей официально не зарегистрированной ячейке общества на протяжении предыдущих лет.
Сказать честно, я почему-то не сомневалась, что Артем с присущей ему флегматичностью безболезненно перенесет наш разрыв и предпочтет принять всё, как должное, вместо того, чтобы прилагать определенные усилия к моему возвращению, однако, мне предстояло сделать весьма неожиданное открытие. Мой бойфренд готов бы лечь костьми, только бы я осталась с ним, и я была уверена, что причина кроется в меркантильной сфере, но постепенно осознала, насколько далека была от финансовой составляющей истинная мотивация Артема: в большей мере он испугался потери стабильности, частью которой я всегда для него являлась. Между тем самый удивительный парадокс состоял в том, что парень и близко не рассматривал даже теоретическую вероятность того, чтобы изменить себя и запоздало повзрослеть. Все с той же детской непосредственностью Артем закатил мне форменную истерику, после чего я окончательно осознала, что в полной тягот и лишений жизни нам с ним отныне не по пути.