Шпион, который спас мир. Том 2

Д. Советской разведке было известно, что Сирия планирует выйти из состава ОАР (Объединенной Арабской Республики) в 1961 году, но она об этом помалкивала, потому что Хрущев желал ослабления позиции Насера. (Это было изъято из текста ввиду деликатности вопроса с политической точки зрения, поскольку президент Насер в то время был у власти в Египте.)

Е. Он (Пеньковский), обсуждая Ерзина, бывшего резидента КГБ в Турции, а в настоящее время ректора (и представителя КГБ) Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы, утверждает: «Эти негры продают себя, не задумываясь». (Высказывание было изъято из текста из-за расистской подоплеки, но была сохранена мысль о том, что Университет имени Патриса Лумумбы контролируется КГБ.)

Ж. Все евреи были «выкорчеваны» из русской разведслужбы: это являлось принципом политики. (Изъято из текста, поскольку КГБ пользовался услугами ограниченного числа еврейских специалистов по лингвистике, и было решено не касаться вопроса антисемитизма в контексте других связей Пеньковского.)

3. Советское Министерство обороны не призналось Хрущеву, что наш RB-47 был сбит ими над нейтральными водами 1 июля 1960 года. (Изъято, поскольку не было известно точно, что именно министерство доложило Хрущеву.)

И. ГРУ считает Канаду благодатным «охотничьим заповедником» для сбора разведданных. (Изъято, чтобы не затронуть национальных чувств канадцев.)

К. Советы продолжали тайно проводить испытания ядерного оружия в период действия моратория. (Изъято ввиду предстоящих переговоров относительно Договора о запрещении ядерных испытаний.)

Л. Советские разведывательные операции в Индии в настоящее время «заморожены». (Сохранено в тексте, поскольку индийское правительство было частным образом проинформировано о деятельности ГРУ, о которой сообщалось в материалах, полученных от Пеньковского.)^{239}

На обложке первоначального варианта переведенных Дерябиным мемуаров Пеньковского, который получил Джибни, было написано, что книга составлена на основе магнитофонных бесед, состоявшихся при личных встречах Олега Пеньковского с сотрудниками советского отдела. Там приводятся подлинные высказывания Пеньковского, и, хотя редакторская правка была весьма незначительной, его высказывания не обязательно изложены здесь в том же порядке или в том же контексте, в каком они были сделаны первоначально. Например, его замечания о «неудовлетворенности советским строем» включены в одну главу, хотя они были взяты из записей бесед, состоявшихся во время нескольких разных встреч. Мемуары содержат весьма глубокий анализ характера Пеньковского и мотивов, которыми он руководствовался, а также массу самой разнообразной информации о советских взглядах и «советских реалиях»^{240}

.

Внутри Управления существовала сильная фракция, выступавшая против доступа широкой публики к архивам разведки. По правде говоря, рассекречивание источников развединформации было анафемой для многих оперативных работников старой закалки. Один из высокопоставленных официальных сотрудников, непосредственно связанный с «Записками Пеньковского», вспоминал: «Сам факт публикации этой книги был необычайным новшеством, поскольку раньше считалось, что любой разведывательной организации неблагоразумно раскрывать свои досье и тем более рассказывать о подобной истории с такими подробностями, когда прошло еще совсем немного времени после случившегося. Возможно, следовало бы подождать лет двадцать или около того. Лично я думаю, что есть доля правды в том доводе, что ЦРУ не должно по своей воле быть инициатором мероприятия такого рода. Позднее мы разговаривали с другим человеком, который сказал: «Только не поступайте со мной так же, как поступили с Пеньковским». Подразумевалось, что если его поймают, то он не хотел бы заканчивать жизнь знаменитым героем и не хотел бы, чтобы его семья пережила подобное. Возможно, люди в Советском Союзе видели в этом лишь одно: те, кто руководил Пеньковским как агентом, не должны были вести себя столь неподобающим образом. Мы же попытались внушить, что этот человек сделал все по собственной инициативе, помимо Управления.

Нас никогда не мучали угрызения совести, что мы действовали не так, как он от нас ожидал. И нам не хотелось бы давать кому-либо, включая Советский Союз, повод думать, что мы обошлись с Пеньковским неправильно»^{241}.