Шпион, который спас мир. Том 2

После того, как Голицын выдвинул свою теорию, подозрения Энглтона возросли, и он стал утверждать, что Пеньковский — провокатор. «Трудно передать, каким отступничеством это показалось всему советскому отделу, который возглавлял Джек Мори», — писал Томас Пауэрс в своем исследовании «Человек, который хранил секреты», посвященном карьере Ричарда Хелмса^{257}. Пеньковского по праву считают самым значительным из шпионов, когда-либо завербованных американцами в борьбе с русскими. Сотрудники ЦРУ, своими глазами видевшие 5000 кадров микропленки, переданных Пеньковским, на каждом из которых умещалось по две страницы текста документов, были потрясены качеством его информации. По приблизительной оценке, провокатор должен давать 95 процентов подлинной информации, если желательно, чтобы ему доверяли и верили его информации. Мысль, что Пеньковский был «подсадной уткой» и что русские умышленно выдавали такой объем достоверной информации, казалась сотрудникам ЦРУ лишенной здравого смысла. Одному из сотрудников, спорившему по этому поводу с Энглтоном, в конце концов «заткнули рот», сославшись на неизвестную ему секретную часть информации. «Вы ведь не имеете доступа к некоторым источникам», — загадочно произнес Энглтон, не пожелав продолжать разговор на эту тему.

Начальник контрразведки подверг сомнению достоверность лучшего шпиона ЦРУ, правда, только после его смерти. Настороженность Энглтона была одним из элементов интуитивного поиска «крота», окопавшегося в Управлении. Доверие Энглтона к Голицыну дошло до того, что тому в течение небывало продолжительного периода было дозволено проверять личные досье офицеров ЦРУ, говоривших по-русски или работавших в Москве, в надежде напасть на след «крота». Подобное нарушение принципов безопасности было беспрецедентным. Предполагалось, что «крот» окопался в советском отделе, в результате чего сотрудники этого отдела, попавшие под подозрение, переводились с должностей, где они занимались советскими или восточноевропейскими проблемами, на менее секретную работу^{258} .

В течение долгого времени Теннент Бэгли, бывший заместитель начальника советского отдела, утверждал, что Пеньковского не арестовали раньше только потому, что КГБ защищал «крота», внедрившегося в ЦРУ, и опасался его разоблачения, если арестуют Пеньковского. Он аргументировал это тем, что расследование, которое предприняло бы ЦРУ с целью выяснения обстоятельств разоблачения Пеньковского, привело бы к «кроту».

Бывший директор ЦРУ Ричард Хелмс вспоминает, что «мысль о том, что Пеньковский является двойным агентом, впервые была высказана Джимом Энглтоном, который был слишком тесно связан с Голицыным. Согласно концепции Энглтона, ни одна операция не обходилась у нас без инфильтрации советских. Мы с ним в этом отношении расходились во взглядах. Если бы дело зависело только от него, то ни одному из перебежчиков не было бы веры. Пока я работал в Управлении, мне еще удавалось держать в руках Энглтона. Как только я ушел, Управление утратило контроль над ним»^{259}.

ЦРУ предприняло серию анализов того, что произошло с Пеньковским и каким образом он был схвачен. 26 июня 1963 года Джон Макоун обсудил этот вопрос с Консультативным советом по делам разведки при президенте. Когда один из членов Совета спросил, какими мотивами руководствовался Пеньковский в своей деятельности, Макоун ответил: «Прежде всего он руководствовался эмоциональными мотивами — этот человек не мог смириться с тем, что ему не удалось подняться на более высокую ступеньку власти, что и побудило его работать против нынешних лидеров».

Макоун сказал избранной группе президентских советников, в которую входил и Эдвард Лэнд, председатель и глава исполнительной администрации «Полароида», что «англичане всполошились главным образом из-за Винна, который был курьером, работавшим на МИ-6. Мы полагаем, что дело провалилось из-за того, что некто, проникший в британские правительственные круги, видел Винна и Пеньковского вместе. Мы также думаем, что Пеньковский утратил бдительность и что при обыске его квартиры им удалось обнаружить все шпионское оборудование».

Еще один член Совета спросил, существует ли опасность того, что Пеньковский был двойным агентом. Макоун ответил: «Этого мы боялись всегда. Мы проверяли его подлинность с особой тщательностью и придерживали распространение его информации, чтобы убедиться в ее надежности. После самых тщательных сверок со сведениями, полученными по всем другим каналам развединформации, мы пришли к заключению, что его информация является подлинной»^{260}.