Шпион на миллиард долларов

Кроме того, чтобы успокоить Толкачева по поводу его безопасности, ЦРУ приложило отдельную записку из штаб-квартиры, в которой рассказывалось, как ведется работа с его материалами в Соединенных Штатах. В ней говорилось, что с самого начала операции ЦРУ ввело особые правила, в том числе правила хранения документов в тех немногих ведомствах, которые их получали. “Никакие материалы, кроме ваших, не могли содержаться в этих хранилищах. Ни материал целиком, ни отдельные его части не могли быть вынесены из мест хранения”. Каждый, кто читал эти материалы, должен был ставить личную подпись. “Таким образом, мы всегда знаем, кто читал какой документ и когда именно”. Кроме того, писали из ЦРУ, распространялись только переводы, а не оригиналы, и были введены жесткие ограничения даже насчет того, кто мог обсуждать разведданные Толкачева. В ЦРУ подчеркивали, что информацию о “системе опознавания цели”, которую Толкачев передал в марте 1983 года, показывали специалистам в правительстве США много позже институтской проверки, так что утечки в Соединенных Штатах быть не могло.

Эти успокоительные слова были верны — поскольку они перечисляли ограничения на передачу информации Толкачева вовне. Но там не было и намека на возможность предательства изнутри.

В оперативной записке ЦРУ рекомендовало Толкачеву при появлении малейшей угрозы или новых проверок прекратить работу и затаиться. “Несмотря на ценность вашей информации и сугубо важное значение, которое придают ей высокопоставленные лица в нашем правительстве, ваше благополучие для нас стоит на первом месте”. В случае опасности, писали из ЦРУ, “без колебаний уничтожайте все материалы и прекращайте любую деятельность в наших интересах на любое, сколь угодно долгое время”.

При этом ЦРУ и его армейские “клиенты” по-прежнему хотели по возможности получать от Толкачева новые материалы. Оперативник передал Толкачеву еще два фотоаппарата Tropel, спрятанных в футлярах для ключей, а также 120 тысяч рублей как частичное возмещение сожженных на даче денег. В резидентуре также положили в посылку немного женьшеня и дали Толкачеву медицинские советы: призвали его научиться расслабляться и уменьшить потребление соли. “Мы считаем вас не просто коллегой, но и другом. И мы дружески просим вас позаботиться о своем здоровье”{339}

.

Во время апрельской паники Толкачев уничтожил 35-миллиметровый фотоаппарат Pentax, так что он располагал только теми двумя миниатюрными камерами Tropel, которые Моррис дал ему прошлой осенью. В оперативной записке он пояснил, что рискнул взять их с собой на работу, чтобы скопировать документы, которые теперь не мог выносить из здания из-за жестких ограничений. Однако выражался он довольно туманно. Он написал, что “с точки зрения безопасности мне удобнее выполнять всю процедуру стоя, а не сидя”. Непонятно было, где именно он стоял и почему. При этом оказалось, продолжал Толкачев, что стоя ему трудно держать крохотную камеру точно в 28 сантиметрах от страницы. Поэтому он расплющил на нужном расстоянии вязальную спицу и привязал к ней камеру резинкой. Получился фактически штатив. Толкачев боялся, что спица отбрасывает на страницу тень, поэтому некоторые страницы он решил переснять. “К сожалению, — писал он, — когда я фотографировал повторно, я так спешил, что мог забыть снять крышку с объектива”. В будущем, сказал он, я не буду снимать каждую страницу дважды из-за времени — “его совершенно не хватает”

{340}.

Больше ничего про фотографии он не сказал, а у ЦРУ не было возможности уточнять. Он повторил свою просьбу передать ему еще одну 35-миллиметровую камеру Pentax.

27 апреля штаб-квартира сообщила, что съемка с двух фотоаппаратов Tropel

, которые Толкачев передал оперативнику, “в целом превосходна”, а один из этих документов — настоящая “победа”. Его заметки от руки, сделанные по памяти, оказались “очень ценны и содержат чрезвычайно много мелких деталей”.

“Наше первоначальное впечатление после предварительного прочтения материалов заключается в том, что “Сфера” вполне восстановился после прошлогоднего стресса, — заключали в штаб-квартире, — и снова идет на риск (например, фотографирует в лаборатории) в своем стремлении нанести как можно больше ущерба системе”.

В своей оперативной записке Толкачев в этот раз уделял больше внимания своим личным проблемам. Он все еще думал об операции по исправлению переносицы. “Не удивляйтесь, если я приду на одну из встреч с прямым носом”, — написал он ЦРУ.