“Я написал о своем подходе к финансам искренне и открыто. Я надеюсь, что вы ответите мне в том же духе. Меня не смутит никакой ваш ответ. Я полагаю, — писал Толкачев, — что несколько миллионов долларов — не слишком фантастическая цена за такую информацию”{139}
.Запрос Толкачева озадачил ЦРУ на несколько недель. Там пытались понять, блефует ли он. Гилшер понимал, что они в затруднительном положении. Ответ должен был произвести впечатление на Толкачева, но это не могли быть требуемые суммы. ЦРУ никогда не платило агентам столько.
16 ноября Гилшер и Хэтэуэй отправили в штаб-квартиру сообщение со своими соображениями, как следует ответить Толкачеву. Может быть, стоит оспорить внезапное повышение требований с сотен тысяч до миллионов долларов? Или просто разыграть удивление? В конечном счете, считали они, лучше не восстанавливать Толкачева против себя, а объяснить произошедшее “взаимным непониманием” и попытаться разрешить ситуацию{140}
.В ЦРУ понимали, что Толкачев прав. Несколько миллионов долларов — не слишком фантастическая цена за ту шпионскую работу, которую он выполнял, добывая драгоценнейшие материалы советских военных исследований. Но они попросту не могли платить ему столько, прежде всего из страха, что он начнет выставлять напоказ свое богатство и поставит под угрозу собственную безопасность.
12 декабря начальник отдела Каларис написал Тернеру о необходимости решить проблему “шести нулей”. Из его записки хорошо понятно, насколько важное значение приобрела операция с Толкачевым.
“Как вам известно, — писал Каларис директору, — я был вовлечен в эту операцию с самого начала. У нас в СВ-отделе[10]
никогда еще не было такого проекта”.Каларис указывал, что отдел старается следовать правилам операций, сформулированным при работе с предыдущими агентами, но Толкачев представлял собой уникальный случай. В предыдущих операциях — при работе с Поповым, Пеньковским и Поляковым — агенты-добровольцы в основном действовали за пределами Советского Союза. Толкачев же шпионил в самом центре Москвы. Каларис также напомнил Тернеру об упорном стремлении Толкачева установить контакт с ЦРУ и описал его как “зрелого, сдержанного человека”, в отличие от более молодых и увлекающихся агентов, с которыми они имели дело прежде.
“Мы все еще точно не знаем, что побудило “Сферу” найти нас и работать на нас, — писал Каларис. — На данный момент наша самая обоснованная догадка состоит в том, что им движет желание отомстить. Вплоть до этого момента и на ближайшее будущее отдел намерен вести это дело с чрезвычайной осторожностью, потому что вероятность, что нас “прокатят”, высока”. Но, как он писал, Толкачев к нынешнему моменту “предоставил некоторые чрезвычайно высококачественные данные, которые уже сейчас оказали влияние на наши ВВС, и обещал в дальнейшем предоставить еще больше информации”.
Ставки были высоки, но Каларис отмечал, что разногласия по поводу денег вызывают “у “Сферы” серьезные сомнения на наш счет”. Каларис рекомендовал на декабрьской встрече произвести щедрую выплату, чтобы совершенно успокоить Толкачева: 300 тысяч рублей, или примерно 92 тысячи долларов. “Я считаю, важно продемонстрировать ему, что мы не будем все время сквалыжничать”, — писал Каларис.
Он также заметил, что, хотя деньги и стоит выдать в подтверждение добросовестности ЦРУ, следует еще раз предупредить Толкачева о “высоких рисках, которые он навлекает на себя самим фактом владения такой крупной суммой”. Но все же “удовлетворение его конкретного денежного запроса впервые в полном объеме обеспечит хорошую основу для разговоров о будущем”.
Затем Каларис с опаской перешел к более трудному вопросу.
“Сфера” попросил у нас плюс-минус 10 миллионов долларов в следующие десять лет, — писал он. — На это мы не соглашались, и я предлагаю не соглашаться ни на какие подобные суммы в этот раз”. Каларис предложил: лучше оставить в этом вопросе некоторую неясность. ЦРУ может, указав на 300 тысяч рублей, сказать Толкачеву, что “мы обязуемся достойно платить ему в будущем, но размер выплат будет зависеть от нашей оценки результата”. Он также писал: “Я считаю, что мы должны добавить: если он предоставит то, что обещал, по нашей оценке, ценность материала будет измеряться семизначными числами. Но более я бы ничего не говорил”.
“Разговор о семизначной сумме позволяет нам еще раз поставить вопрос о депозитном счете по соображениям безопасности, — рассуждал Каларис. — Если он упрется, а я полагаю, что именно так он отреагирует на предложение о депозитном счете, мы можем попросить его подумать о возможности выехать из СССР с нашей помощью”.