Шпион на миллиард долларов

Планкерт вышел на Садовое кольцо и сел в троллейбус. Он прошел на заднее сиденье и сел за спинами остальных пассажиров. Быстро снял свое российское пальто и очки, запустил руку в сумку, достал американскую верхнюю одежду и надел ее. Все произошло за считанные минуты, на следующей остановке он соскочил. Никто не обратил на него внимания, но он был настороже. Вдруг КГБ сейчас ищет его? У дверей посольства, как всегда, стояли два милиционера. Увидев американца, возвращавшегося после прогулки с собакой, Планкерт быстро догнал его и вошел в ворота сразу вслед за ним. Двое коллег ждали его в своей квартире. Он молча передал им пакет от шпиона, который следовало принести утром в резидентуру. Планкерт не мог ничего говорить — квартиры, скорее всего, прослушивались. Но он поднял большой палец вверх и взял предложенный ему стакан с виски. Он чувствовал облегчение и азарт.

ЦРУ неоднократно пыталось подделать институтский пропуск Толкачева, вплоть до ажурных синих разводов на бумаге. Наконец Толкачев сказал, что самый последний вариант, который ему передали в мае 1982 года, годится. И затем в течение пары месяцев ему удавалось с помощью этого фальшивого пропуска выносить документы. Но в августе правила безопасности опять внезапно изменились. Теперь для запроса документов требовалось новое удостоверение.

Подделка ЦРУ, над которой так долго работали, оказалась бесполезной.

“Теперь для “Сферы” крайне затруднительно, если вообще возможно, забирать документы домой, — докладывал Планкерт. — Для разрешений введены специальные бланки, которые “Сфера” может использовать, но слишком активное их использование, несомненно, навлечет на него подозрения”. Планкерт писал, что он чувствует “нутром”: Толкачев, “ввиду положения на работе и состояния своего здоровья, озабочен тем, что жизнь становится труднее и что лучшие дни, возможно, уже позади”.

Оценка Планкерта вызвала новый приступ сомнений в ЦРУ. В телеграмме московской резидентуры в штаб-квартиру перечислялись факторы, создающие тревожный фон для Толкачева: новые правила безопасности, его душевное состояние и мысли о копировании документов более рискованными способами, например с помощью шпионских фотоаппаратов Tropel. Из штаб-квартиры ответили, что, возможно, стоит взять тайм-аут на полгода — дать Толкачеву передышку. В резидентуре согласились. Оттуда написали, что Толкачев, похоже, был обеспокоен своей безопасностью, когда разговаривал с Планкертом. “Если он видит признаки опасности — а мы считаем, что он их видит, — то возможно, они более зловещи, чем он готов признать”, — писала резидентура{279}.

С пленками, которые Толкачев передал Планкерту 7 декабря, все прошло прекрасно: было получено еще 499 страниц секретной документации.

Для шпиона, который сэкономил Соединенным Штатам миллиарды долларов, Толкачев с его личными просьбами был чрезвычайно скромен. Его сын Олег поступил в архитектурный институт, а чертежное оборудование в Советском Союзе было низкого качества. Не может ли ЦРУ найти более качественный чертежный набор в Восточной Европе или на Западе? Даже ластики в Москве дрянные, жаловался Толкачев: они оставляют на бумаге грязные следы. Может быть, ЦРУ удастся найти четыре-пять более приличных резинок? “Чешские ластики довольно хорошего качества, — писал Толкачев. — Моему сыну удалось раздобыть половинку такого ластика у своих знакомых, и мы сейчас пользуемся им, но его надолго не хватит”. Он также хотел получить два или три больших брикета китайской сухой черной туши и три или четыре высококачественных чертежных пера{280}

.

Толкачев сообщил ЦРУ, что готов принять вместо наличных денег драгоценности, от которых прежде отказывался. Вскоре после этого сообщения Томас Милз, глава отдела СССР в ЦРУ, получил весьма необычное задание. Милза и его жену Джоби попросили поехать в Нью-Йорк и подобрать для Толкачева какие-нибудь драгоценности — за счет управления. Джоби, которая изучала в Нью-Йорке историю искусств, ужасно обрадовалась. Они отправились на Пятую авеню в A La Vieille Russie[17] — антикварную и ювелирную галерею, основанную в 1851 году В этом изысканном месте сотрудник ЦРУ и его жена купили маленькую, но весьма дорогую булавку Фаберже и тяжелое золотое ожерелье. Они привезли их в штаб-квартиру для отправки в московскую резидентуру вместе с почтой. Милзу сказали, что если возникнут вопросы, пусть Толкачев говорит, что драгоценности оставила ему мать{281}.