Шпион в Юрском периоде

Никто не продает дешевле Гимбелса…

Звучало несколько хвастливо, но отвечало истине.

Я нашел в магазинчиках все, что необходимо человеку в моем положении. Сменил брюки и башмаки, сменил рубашку. Правда, куртку Л. У. Смита не выбросил — привык к ней. Как ни странно, после стольких обысков и переодеваний я сохранил в кармане наличные деньги; на них не покусились даже ирландцы. Я не побывал лишь в отделениях “Тиффани” и “Корветт”, зато “Рекорд Хантер” сразу меня привлек — не новыми музыкальными альбомами и не выставкой музыкальных инструментов, а уютным кафе; я проголодался. Бифштекс с печеным картофелем, хлеб, сдобренный чесноком; я заказал стаканчик виски — хватит с меня вынужденных постов, тем более что добрая половина посетителей, невзирая на раннее время, была уже навеселе. В кармане у меня лежал плейер с наушниками и две кассеты. Я попросил что‑нибудь шумное. Продавщица в “Рекорд Хантер” улыбнулась мне понимающе.

— Ты один?

Я вздрогнул.

Женщине было под тридцать.

— Этажом выше живет моя злая жена, вредная служанка, собака и куча сопливых детей, я даже не знаю, сколько, — ухмыльнулся я. — Каждые два года жена приносит мне не меньше троих, такой у нее характер.

— Сколько же тебе лет? — удивилась женщина, растягивая в недоверчивой улыбке густо накрашенные губы.

— Много. Я вроде фараона, свалившегося с небес.

— Ты фараон? — еще больше удивилась она.

— В некотором смысле. Но не в том, который тебя тревожит.

Она ничего не поняла, но недовольно отошла к стойке. Рисковать она не хотела. Профессия научила ее относиться к фараонам настороженно. Но не успел я разрезать бифштекс, как кто‑то громко спросил:

— Знаешь, кто мы?

Я обернулся.

Ребята хорошо выпили.

— Что тут знать? — хмыкнул я. — Один лысый, другому жарко. Ну и денек! Тут все такие общительные?

Лысый обиделся:

— Ты, гляжу, не очень любезен.

— Зато не навязываюсь! — отрезал я. — Назови я тебя волосатым, ты бы больше обиделся. Правда? — И предупредил: — Я здорово устал. Давайте без этих штучек — сломанные стулья, разбитые бутылки. Правду вам говорю, мне не до драк.

У них хватило ума рассмеяться:

— Похоже, ты с запада? По выговору слышно.

Я кивнул.

— Мы присядем?

Я не хотел этого, но возражать не стал.

Они устроились за столиком и с большим интересом уставились на меня. Лысый улыбался на всю катушку, второй неутомимо менял платки — пот с него так и лил. Я дожевал бифштекс и насухо протер тарелку корочкой хлеба. Это почему‑то понравилось им.

— Знаешь, почему сегодня в нашем городе весело? — спросил лысый.

— Весело? — Я оглянулся.

— Ну да, ты с запада, ты не знаешь, — с некоторым превосходством кивнул лысый. — Все вы там, как эти… — Он поискал сравнения, но ничего весомого не нашел. Даже взглянул на своего потного приятеля, но и у того не нашлось подсказки. — Ну да ладно. У нас вроде как праздник. Сегодня вернулся Гинсли.

— Поздравляю. Кто это?

Они переглянулись:

— Тебе ничего не говорит это имя? — Они были поражены.

— Как двухлетнему ребенку вывеска Липписа.

Я помахал рукой бармену:

— Кофе! Двойной.

— Зря, — сказал лысый.

— Почему? Я всегда в это время пью кофе.

— Я о Гинсли, — пояснил он. — За здоровье Гинсли можно пропустить стаканчик бесплатно. Так сам Гинсли решил. Ему тут принадлежит полгорода, а вторая половина полностью зависит от него. И вот он вернулся.

Бармен принес кофе и действительно три стаканчика.

— Оплачено, — важно сказал он.

— Мистер Гинсли?

— Конечно.

— Он путешествовал? Далеко, наверное?

Они переглянулись и с еще большим любопытством уставились на меня:

— Ну да, это вроде так. Он большой путешественник, наш Гинсли. Хорошо, в этот раз он попал не в Синг–Синг, а в новую тюрьму Виберна. Не хотел платить залог. Но там вокруг химические заводы, долго не посидишь. Вот он плюнул на все, заплатил кому надо и вернулся.

— Ну, всякое бывает… — заметил я неопределенно. — Раз вы всем городом отмечаете возвращение Гинсли, значит, он этого заслужил.

И спросил бармена:

— Где у вас телефон?

— У входа.

Я оглянулся. У входа стояли пять столиков, и все были заняты.

— А если с удобством? Чтобы никому не мешать?

— Тогда пройдите в коридорчик, там будет дверь. Это мой кабинет, — сказал бармен важно (он владел этим баром). — Но за отдельную плату.

— Конечно.

Кабинет оказался крошечной комнаткой, без окон.

Я включил свет и поднял трубку. Почему, черт побери, Юлай действительно ни разу не назвал имени доктора Хэссопа?

Долгие гудки.

Я заново набрал номер и вновь услышал гудки.

Даже автоответчик не включился. Странно. Закурив, я вернулся за столик.

— Быстро ты, — сказал потный.

Я кивнул.

— Умеешь делать дела.

Я кивнул.

— Где ты остановился? — Они явно уже считали меня своим другом.

— Пока нигде, — пожал я плечами. — Может, посоветуете? Что‑нибудь такое, без роскоши, но с удобствами.

— “Паркер–хаус”! “Карильон”! — в один голос сказали лысый и потный.

Но бармен не согласился:

— Человеку вполне подойдет кемпинг. Их тут много, и все они полупустые. Летний сезон кончился.

— Кемпинги, небось, принадлежат Гинсли?

— А то!

— Тогда пропустим еще по стаканчику.

Я взглянул на бармена:

— И себе налейте. За мой счет.