Шпион в Юрском периоде

Не от сержанта Светлаева. От рака Аввы. И в отличие от сержанта рак Авва здорово превосходил беглецов в скорости. Все псевдоподии работали так стремительно, что, казалось, рака несла невидимая воздушная подушка, не дающая пыли. Ударила яркая вспышка, и длинноволосый исчез, не добежав десяти метров до зеркального сверкающего шара. Ударила вторая, и исчез Вий. А потом растаял в воздухе Заратустра.

Сержант Светлаев остановился.

Сунув руку под куртку (наверное, там висела кобура), он изумленно следил за раком Аввой, вдруг необыкновенно раздувшимся. Одним прыжком рак Авва достиг шара и слился с его зеркальной поверхностью. Будто старинный монгольфьер, шар начал плавно взлетать пожарищем,

над пустырем,

над городом…

— Это НЛО, Алехин?

Боясь соврать, Алехин кивнул.

Померк молочный свет, заливавший пустырь. Сразу стало сумрачно. Верочка с полными слез глазами обернулась на разгромленную квартиру:

— Алехин, как же мы будем жить?

Он вздохнул и потянулся за сигаретой, но Верочка остановила его:

— Давай не будем больше курить, Алехин.

Он кивнул.

Как в последний раз (а может, правда в последний), он увидел вдруг берег моря, уютный домик с балкончиками, сосны, похожие на рыжий укроп, и нелепых рукокрылых. Услышал страстное: “Шлюссен, шлюссен, майн херр…” И рыжее неземное солнце разостлало по морю колеблющуюся дорожку. И он понял, что никогда не будет у него такого уютного домика. И не будет он жить среди рыжих сосен, похожих на укроп. И никогда не услышит шелеста рукокрылых. И не станет Большим Героем, которому благодарное правительство и благодарный народ могли подарить домик с балкончиками. Не будет никогда у него такого внимательного правительства.

— Какое сегодня число? — спросил он.

— Уже двадцатое, — тихо ответила Верочка. — Август. Осень на носу. — И опять подняла на Алехина полные слез глаза: — Как же мы теперь жить будем? Ведь у меня ничего–ничего не было застраховано.

— А ты плюнь, — мягко посоветовал он и подошел к странным образом уцелевшему на тумбочке телевизору. — Мы с тобой будем хорошо жить.

И обрадовался, указывая на вспыхнувший экран:

— И в театр не надо ходить. Снова “Лебединое озеро”!

Новосибирск,

20 августа 1991 года

Вместо послесловия

Предисловие Г. И. Гуревича к неизданной книге

Давным–давно, лет тридцать назад, а то и более, получил я, автор этого послесловия, письмо от оного читателя, школьника из Тайги, есть такой город, узловая станция в Сибири. Парень увлекался фантастикой, читал взахлеб, сам пробовал писать, сочинил повесть об Атлантиде и прислал мне в подарок, чтобы хранил я в своем архиве рукопись, первое сочинение будущего писателя.

В ту пору я был заметно моложе и строже, еще не приобрел стариковской снисходительности к людским слабостям. Рукопись я вернул с суровой отповедью, дескать, сначала надо писателем стать, а потом уже одаривать своими рукописями и автографами. На том переписка и оборвалась. Но вот лет пятнадцать спустя, в Литературном институте, на семинаре молодых талантов подходит ко мне высоченный малый со шкиперской бородой и, наклонившись ко мне, говорит:

— А помните мальчика, который писал вам из Тайги? Это я.

Честное слово, я страшно обрадовался той своей непрозорливости. Действительно. Не распознал, не разглядел, не предвидел.

Но это же просто великолепно, что мечты иногда сбываются на этом свете, что есть среди нас упорные и упрямые, что они умеют добиваться своего, осуществляют свои детские планы, проводят их в жизнь.

Как вы догадываетесь, тот парнишка со станции Тайга и молодой человек со шкиперской бородой — это и есть Геннадий Прашкевич, автор книги, которая лежит перед вами.

Нелегким и непростым был его путь на литературные высоты.

Год рождения 1941–й. Скудноватое и голодноватое послевоенное детство. После школы работа в столярном цехе, трудовой запах лака, рыбьего клея, не оседающая взвесь мелких опилок. Потом учение. Выбирая дорогу, парнишка проявил напористую активность, свел знакомство с видными учеными и писателями — с геологом Дмитрием Ивановичем Щербаковым, известным зоологом и популяризатором науки Николаем Николаевичем Плавильщиковым, а также с Иваном Антоновичем Ефремовым; любителям фантастики нет необходимости объяснять, кто это такой и чем знаменит. В конце концов, сам Г. Прашкевич приобщился к работе геологов, работал на самом–самом Дальнем Востоке, на экзотических Курильских островах, на Сахалине. Там, на Сахалине, вышла первая книга Г. Прашкевича — переводы стихов корейского поэта Ким Цын Сона.