Рязанцев зашел домой, снял форму, переоделся в гражданское и через полчаса уже стоял перед дверью квартиры, которую снимал Чен. На лестничной площадке было совершенно темно. Из-за двери слышались голоса. Владимир Евгеньевич прислушался. Телевизор.
«А может, я зря психую, – подумал полковник, чувствуя уже привычную тоску где-то за грудиной, – может, у нее все в порядке? Может, это дурацкая ревность, а я – старый глупый идиот».
Он постучал. Дверь распахнулась почти мгновенно. На пороге стоял Ли Минь в белой майке и белых джинсах Hugo Boss.
– Вам кого? – спросил Чен.
– Я ваш сосед снизу, – соврал Рязанцев, – нас залили. Это не вы?
– Нет, – пожал плечами Чен. – Заходите, смотрите.
Не веря своей удаче, полковник ступил в квартиру. Говоря какую-то чепуху про ремонт, он осмотрел пол и потолки в прихожей, потом заглянул на кухню и бросил быстрый взгляд в единственную комнату. Евы нигде не было. Чен, широко улыбаясь, распахнул ванну. Рязанцев заглянул туда. Пусто.
– Давайте еще внимательно комнату осмотрим, – предложил Ли Минь. На его лице читалась явная издевка.
Уже не таясь, полковник быстро обыскал комнату, кладовку и балкон. Никаких следов Ершовой. К лицу Чена прилипла саркастическая усмешка. Рязанцева прошиб пот.
– Вы убедились, что я не имею ни малейшего отношения к вашему потопу? – вежливо спросил Ли Минь.
– Да, спасибо, – выдавил из себя полковник. – До свидания.
– Всего доброго, – улыбнулся Чен, захлопывая за Рязанцевым дверь.
Владимир Евгеньевич остался стоять на темной лестничной площадке.
– Итак, читаем, – сказала Люда, уткнувшись носом в толстую книгу под названием «Штурманское дело». – «Штурман – человек справа от пилота, отслеживающий курс движения экипажа по маршруту и осуществляющий расчеты скорости движения и времени».
– Ой, – испугалась Диана, – а я ведь считать не умею, я филолог.
Чайникова наградила ее снисходительным взглядом.
– Зато ты умеешь читать, – подняла Люда вверх указательный палец. – Нам с тобой перед соревнованиями выдадут дорожную книгу, которая представляет собой перечень пунктов следования от старта до финиша, контрольную карту, в которой судьи будут отмечать время прибытия экипажа в точки контроля и все записывать, а также регламент соревнований. Регламент, к слову, у нас уже есть.
Грицак в ужасе закатила глаза.
– Кроме того, – продолжала Люда, – нам дадут маршрутный лист, который представляет собой перечень этапов соревнования с указанием расстояний, средней скорости на этапах маршрута и времени, отведенного на прохождение этих участков.
Диана взяла с блюда булочку и впилась в нее зубами.
– Не нервничай, – строго сказала ей Люда, – слушай внимательно. Нам ведь нужен главный приз!
– Люська, – вздохнула Грицак, – ну ты подумай. Ну как мы будем конкурировать с большими дорогими внедорожниками, цена которых – больше ста тысяч долларов? Видела, там в списках участников были «Порш Кайенн» и «Мерседес Гелендваген»? А мы? На «УАЗе» бутафорском? С неопытным штурманом? С пилотом, который, конечно, дочь знаменитого гонщика, но сама-то ничего еще не выиграла?
– Целься в солнце, – ответила ей Чайникова, – и даже если ты в него не попадешь, стрела твоя полетит выше, чем если бы ты стреляла вниз, в землю. Слушай лучше, каким оборудованием ты, штурман, должна будешь пользоваться.
Услышав про секундомер, часы, программируемый калькулятор, одометр и терратрип, прирожденный гуманитарий Диана совсем пала духом.
Режиссер Селедкин вышел из квартиры, спустился по лестнице и оказался на улице. С неба падали редкие легкие снежинки, фонари ярко светили. Погода была морозной и безветренной. Два часа назад он, Леонид Селедкин, еще раз разговаривал с детьми Гнучкиной, грозившимися сообщить о пропаже маменьки в милицию, и в который раз, притворно вздыхая, объяснял, что его будущая теща вышла из своего дома в субботу утром, но до него, Леонида Ивановича, не дошла.
Стараясь не улыбаться, Селедкин прошел в подворотню, забрался на водительское сиденье и завел свою «Субару Форрестер». Машина довольно заурчала, пожирая бензин.
– Мадам Гнучкина, – громко сказал Леонид Иванович, плотно прикрыв дверцы автомобиля, – как вы себя чувствуете?
Из багажника донеслось невнятное мычание.
Рязанцев опустил одну руку, продолжая второй держаться за ступеньки пожарной лестницы. Потом он ловко подтянулся и одним махом перепрыгнул на балкон квартиры, в которой жил Чен. Посланец мирового терроризма, одетый в трусы и майку, смотрел телевизор. В комнате было темно, на Ли Миня падал изменчивый неверный свет, и в этом свете мышцы на его руках выглядели необычайно сильными и рельефными. Они змеились под кожей, переходя в плечо. Что-то подсказывало полковнику, что в это плечо часто упирался приклад винтовки.