Шпион в костюме Евы

– Без паники! – загрохотал голос актрисы. От этого звука сзади послышалось еще пару шлепков упавшей глины. – Вперед!

Гнучкина набрала в грудь побольше воздуха, зажала нос и рухнула животом в липкую холодную жижу, в которой кое-где еще копошились не успевшие убежать крысы.

Коровкин не спал. Он лежал на шелковой простыне рядом с довольно сопящей Риточкой и думал. К тридцати пяти годам он сколотил большое состояние и вовсе не был дураком. Да, он любил Маргариту глубокой, трепетной любовью, которая проснулась в сердце и затопила его целиком, но разумом он все понимал.

Он видел, что девушку вовсе не волнует ее мать.

Понимал, что она не любит детей, а родить ему готова для того, чтобы удержать его, Юрия Борисовича. Одного ребенка. Заботу о нем она тут же переложит на няню, которую ему, Коровкину, тоже придется оплачивать.

Он все это понимал, но все равно любил ее и все ей прощал – и дешевые манипуляции, и эгоизм, и зацикленность на своей персоне.

«Любят не за достоинства, любят за недостатки», – прочитал как-то Коровкин в каком-то журнале.

Маргариту он любил не за хорошее, не за плохое: просто любил – и все тут. И готов был жениться на ней и прожить рядом всю жизнь просто потому, что был счастлив видеть ее и радовался, когда удавалось ей угодить. Хотя и понимал, что им пользуются.

Но иногда Юрия Борисовича брала тоска. И тогда он лежал без сна, смотрел в потолок и видел другое: женщину – крупную, веселую, решительную – в окружении ватаги кругленьких ухоженных ребятишек, которые бегут к нему, виснут на шее, кричат «папа», а она говорит, что папа устал, папа хочет борща, и мяса, и отдыха, а вот когда он поест и отдохнет, они все вместе пойдут гулять с собакой, играть в мяч, смеяться, дурачиться и читать «Веселые картинки».

Юрий Борисович покосился на Риту и понял, что она никогда не будет читать ребенку «Веселые картинки», как делала его мама, которую он обожал. И что у них никогда не будет собаки. И борща она ему не сварит. Он вспомнил о ресторане «Лимпопо», о крупной, веселой и решительной девушке, встал и принялся быстро одеваться. Выяснить у организаторов ралли адрес экипажа «УАЗа» с красными звездами на борту ничего не стоило. Он ехал к Диане домой.

– Доктор, как он? – спросила жена Чабрецова, сжимая рукой ладонь мужа – ту, на которой не хватало одного пальца.

– Держится, – ответил хирург, – мы постоянно контролируем давление и сердечный ритм. Главное, чтобы не началось заражение крови и не наступил отек мозга, ваш супруг получил тяжелую травму черепа.

Валя заплакала. Денис лежал на кровати, бледный, только его широкая грудная клетка поднималась и опускалась в такт дыханию. За окном в свете фонаря тихо падали снежинки.

– Не надо плакать, – продолжил врач, – ваш муж – сильный человек, мы капаем через капельницу антибиотики, рентген показывает сложное положение, но не угрожающее.

Женщина кивнула.

– Вы давно женаты? – спросил врач, чтобы как-то ее отвлечь.

– Шесть лет, – ответила Валентина.

– А дети есть?

– Две девочки. Обе похожи на папу.

– Ну, – сказал хирург, улыбнувшись, – тогда он точно не умрет. Не может же такой мужчина оставить трех своих любимых женщин!

Он повернулся и вышел из палаты. Валя наклонилась и поцеловала мужа в бледную, будто восковую, щеку.

Селедкин чуть не умер от инфаркта, когда в дверь позвонили.

«Люда! Это Люда! – подумал он про себя. – Сейчас Чен откроет дверь, она огреет его кирпичом по голове и спасет меня».

Он продолжал жарить картошку, стараясь сдержать дрожь в руках. Ли Минь вытащил пистолет.

– Иди, открывай, – рявкнул он режиссеру, – но если дернешься и попытаешься убежать, я тебя пристрелю.

Похолодев, Селедкин вытер мокрые руки о кухонное полотенце и поплелся в прихожую.

– Иди, трус, иди, – подгонял его Чен.

Леонид Иванович споткнулся, ушиб большой палец ноги и снова пошел вперед. Он отчаянно боялся, от страха у него перехватывало дыхание.

Чен толкнул его дулом пистолета в спину.

– Не веди себя, как тряпка. Ты же мужчина, – насмешливо сказал он, – вспомни, как ты гонялся за своей будущей тещей. Как отважный лев!

Селедкин покраснел. Дрожащей рукой он взялся за замок.

«Если там Люда, я рвану вперед, и будь что будет. Она умная девушка, догадается, сразу захлопнет дверь, а может быть – и прикроет меня своим телом от пуль. Моя бывшая жена способна на самопожертвование и обожает меня!»

Селедкин слегка приободрился, глубоко вздохнул и распахнул дверь, готовый к самому решительному бегству.

На лестничной площадке стояла незнакомая женщина средних лет, прижимающая к груди большую сумку. Сердце режиссера ухнуло вниз и застучало, как сумасшедшее. Это была не Люда. Селедкин приготовился умереть.

Полковник копал саперной лопаткой, отбрасывая в сторону кирпичи. Он старался по возможности расширить проход вниз. Из темной глубины тянуло промозглой сыростью. В этот момент у Рязанцева зазвонил мобильный.

– Владимир Евгеньевич, это капитан Сергеев, – доложил Григорий, – у меня тут Николай и Олег. Я думаю, что они правы и все дело в калифорнии!