Шпион в Серебряном замке

— Я — Микатея, из Академии. Изначально из Стоунфосса, но я была пять лет в Рэдбридже. Я ехала с…

— Стоунфосс? — рыже-золотая бровь приподнялась. — Как необычно.

И женщины вернулись к своему разговору.

Мика потрясенно глядела на их затылки. Ее учили обращать внимания на лица, и, хоть было очевидно, что она не принадлежала этой группе, она не ожидала открытую грубость. Что с ними такое?

Ей хотелось все равно плюхнуться за стол служанок. Но она покинула шумную общую комнату и села на ступеньках кареты, чтобы поесть похлебку в одиночестве, подавляя растущий страх, что это назначение будет катастрофой.

Она не могла отказаться от задания, тогда пришлось бы платить полную стоимость обучения. Наниматели платили Академии проценты в первые годы работы имитатора, и семья Мики не могла покрыть такой долг. Она могла лишь надеяться, что многие из тех, кого она встретит в Кристальной гавани, будут не такими, как компаньоны в пути.

Мика скучала по Сапфире и Дэнилу больше, чем обычно, пока ела похлебку в полумраке конного двора, слушая смех из общей комнаты. Дэнил должен был уже вернуться. Она не могла вынести мысль, что с ее другом что-нибудь случилось.

«Таланты должны быть осторожны, — слова Эдвины крутились в ее голове. — Исчезновения… Больше, чем обычно».

Рейдеры Обсидиана осмелели? Их враг мог стать агрессивнее, и от этого Мике только сильнее казалось, что она ехала не в ту сторону.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Следующие два дня Мика ехала одна в шатающейся карете среди сундуков и сумок. Пейзаж изменился, поля стали побережьем, порой мелькали поселения, и соленый запах моря сменялся запахом сена и навоза.

В ночь перед прибытием в столицу они остановились в шумном городке у моря, Галлтоне. Их гостиница находилась на утесе, была полной путников, которые ехали в столицу и из нее. Мике дали кровать в комнате слуг над общей комнатой, где служанки спали по шестеро в комнате. Она рано легла, надеясь, что хорошо поспит перед прибытием в замок. Но женщины в ее комнате болтали допоздна о нанимателях, не слушали ее просьбы быть тише. Когда пронзительный смех в четвертый раз разбудил ее, она сдалась и покинула комнату.

Общая комната была такой же шумной, как и комната слуг. Мика скучала по таверне, где она оставалась допоздна с братьями в последнюю ночь в Рэдбридже. Она не ожидала ощутить одиночество среди такого количества людей.

«Ты была бы одна и в Обсидиане, — напомнила она себе, пока искала свободное место. — Ты подписалась на такую жизнь».

Она заметила лорда Обера, пьющего с другими мужчинами, все были в хорошей одежде, значит, были аристократами или богатыми торговцами. Обер вел себя уверенно, напоминал Мике командиров в Стоунфоссе. Их уверенность была на грани с наглостью, словно они никогда не сомневались в своем месте в мире. Мика расправила плечи и попыталась изобразить схожую позу, властное поведение могло придать ей смелости.

А потом кто-то грубо врезался в нее, и она ударилась бедром об стол.

— Осторожно, — сказал низкий мрачный голос.

Мика отошла, мужчина с белыми волосами прошел мимо нее, неся чашку эля, наполненную до краев. Она опешила при виде шрамов на его лице и ладонях, словно на него пролили раскаленное масло.

— Простите, сэр, — быстро сказала она. — Я не…

— Это не место для девушки в такое время, — буркнул он, шагая к столу в конце общей комнаты.

Мика вздохнула, плечи опустились. От ее властной позы не было толку. В этом пути для нее не было места. Признав поражение, она вышла из гостиной на прогулку.

Другие шумные заведения окружали их гостиницу на главной улице Галлтона. Мика шла мимо них, заглядывала в окна, чтобы посмотреть на лица внутри. Свет падал на песок на улице, и голоса почти заглушали шум волн, разбивающихся ниже города. Она задумалась, будет ли так в Кристальной гавани. Она еще не была в таком большом городе, как столица.

Мика шла, пока не сбежала от шума, оставляя море справа. Ветер нес туман к Галлтону, сияющий белым от луны над ним. Какофония таверн утихла, когда она покинула пределы города и пошла по тропе у скалы. Вскоре она слышала только ветер и волны.

Она нашла большой плоский камень с видом на воду и села на нем, скрестив ноги, чтобы потренироваться с лицами. Она должна была каждый день так делать, повторять черты, как певец повторял гаммы. Туман, озаренный луной, окружил ее, она по очереди занималась с мышцами лица, заставляла свой Талант менять ее глаза из ореховых в зеленые, голубые, темные и мутные, а потом бледные, как небо в конце лета. Бледно-голубой стал желтым, потемнел до коричневого, черного, стал серым, а потом лавандовым и других неестественных оттенков. Дальше она занялась бровями, делала их тоньше, шире, изгибала по-разному, зависело от настроения, которое она хотела передать. Дальше был рот, тон кожи, а потом кости лица. Занятия с чертами лица успокаивали, а ветер дул на ее щеки холодом.