Шрам

Она выдержала паузу – несколько жестоких секунд, – а потом рассказала все.

Флорин откинулся назад, сжимая в руке бумагу, невидящим взглядом разглядывая печать, перебирая пальцами цепочку с жетоном Сайласа.

– Вы правы насчет меня, – сказала Беллис.

Они разговаривали шепотом, чтобы не разбудить женщину в соседней комнате. Голос Беллис был полон отчаяния.

– Вы правы, – повторила она. – Армада – не для меня. Я вас понимаю. Вы про себя думаете: «Этой городской сучке нельзя верить».

Флорин покачал головой, готовый возразить, но Беллис не позволила ему.

– Вы правы. Верить мне не стоит. Я хочу домой, Флорин Сак. И если бы я могла открыть какую-нибудь дверь и выйти через нее в Эхову трясину, на Салакусские поля, или в Мафатон, или в Ладмид, или куда угодно в Нью-Кробюзоне, то, клянусь Джаббером, я бы сделала это.

Флорин чуть не поморщился, слушая этот страстный монолог.

– Но я не могу, – продолжала она. – И верно, было время, когда я думала о бегстве. Я представляла себе, как спасать меня идет флот. Но теперь этому препятствуют две вещи… Я хочу домой, Сак, но… – Она помедлила, тяжело шевельнувшись. – Но на «Терпсихории» были и другие, они думали иначе. И я понимаю, что значило бы это «спасение» для вас и для других… для всех кробюзонских переделанных. – Она посмотрела на него немигающим взглядом. – Можете верить, можете не верить, но мне теперь нужно другое. У меня нет иллюзий насчет Нью-Кробюзона, насчет возможности вернуться туда. Вы ведь ничего не знаете о моих обстоятельствах, Флорин Сак. Вы ведь не знаете, что меня заставило сесть на этот вонючий треклятый корабль… Как бы я ни хотела домой, я знаю: что хорошо для меня, может быть плохо для вас, а я бы не хотела в этом участвовать. И это правда, – неожиданно сказала она, словно удивляясь этой мысли, словно обращаясь к себе. – Я проиграла в этом споре. Сдаюсь. Это правда.

Беллис помедлила, потом посмотрела на него.

– Но даже если вы думаете, что я просто лгунья, мистер Сак, всегда остается еще одно соображение: Я ведь ничего не могу сделать. Я не могу пробраться на самхерийский корабль, я не могу послать указания в Нью-Кробюзон. Я застряла в Армаде. Глубоко застряла, черт меня побери.

– А кто такой Сайлас Фенек? – спросил он. – И что это такое? – Он помахал письмом.

– Фенек – кробюзонский агент. Он в таком же положении, что и я. Только владеет информацией, – холодно сказала она. – Информацией о сраном вторжении.

– Вы хотите, чтобы город погиб? – спросила она. – Проклятье, я понимаю, что вы не питаете никакой любви к этому месту. Да и с какой стати? Но неужели вы хотите, чтобы Нью-Кробюзон погиб? – Голос ее внезапно стал очень жестким. – У вас там не осталось друзей? Семьи? Неужели во всем этом вонючем городе нет ничего, что вы хотели бы сохранить? И вы будете рады, если Дженгрис уничтожит его?

Чуть к югу от Виньонной улицы в Пелорусских полях располагался крохотный рынок. Торговля шла в извозчичьем дворе за складами по вошькресеньям и пыледельникам. Рынок был слишком мал, а потому не имел названия.

На нем торговали обувью. Старой, новой, украденной, плохой и хорошей. Сабо, тапочками, сапогами и так далее.

На протяжении нескольких лет это было любимое место Флорина в Нью-Кробюзоне. И не потому, что он покупал обувь чаще других, просто ему нравилось бродить по двору мимо столов с кожей и тканями, слушать выкрики продавцов.

На маленькой улочке было несколько маленьких кафе, и он хорошо знал владельцев и завсегдатаев. Когда у него не было работы и кончались деньги, он мог целыми днями просиживать в увитом плющом заведении под названием «Кофейня Боланда», споря и бездельничая вместе с Боландом, Иваном Курлофом, водяным Слухнедшером, иногда из жалости покупая выпивку Спиральному Джекобсу.

Флорин провел там не один день, сидя в табачном дыму, вдыхая пары чая и кофе, глядя сквозь мутные окна как уходят обувь и часы. Впрочем, он вполне мог обойтись без этих дней, нет вопросов. Никакой зависимости: он не мучался без них по ночам.

Но именно об этих днях он сразу же и вспомнил при вопросе Беллис: будет ли ему все равно, если город погибнет.

Конечно, он подумал о Нью-Кробюзоне, о всех людях, которых знал (некоторое время он не вспоминал о них), о местах, где бывал. Представил себе, что все это разрушено, погибло, уничтожено гриндилоу (существами, которые существовали только в кошмарных снах, тени его воображения), и пришел в ужас. Конечно, он не желает этого.

Но Флорина удивило, как остро отреагировал он на известие. В этом не было ничего рационального, ничего осмысленного. Он выглянул в окно, за которым стояла влажная, жаркая ночь, и вспомнил, какие виды открывались ему на обувной рынок из тех, других, окон, через толстое, в крапинку, стекло.

– Почему вы не сказали Любовникам? Почему вы думаете, что они не захотят помочь вам передать послание в город?

Беллис демонстративно пожала плечами, зайдясь в притворном безмолвном смехе.