Шрам

Наконец я киваю. Ее кожаный мешочек привязан, плотно сложен и натерт воском, чтобы не пропустить воду. Я прижимаю его к животу, словно закрывая рану. Она распахивает дверь, и я выхожу наружу, на воздух. В небесах светят звезды, повсюду вокруг – женщины-москиты.

Флорин Сак, не раздумывая, несется к расщелине, которая рассекает поселение в его конце наподобие ягодиц. Сюда, в море, анофелесы-мужчины сбрасывают мусор.

Он бежит, опустив голову, вслепую, охваченный страхом, – несется к трещине в горе. Нервы его гудят, тело напряжено, каждая его частица стремится как можно скорее оказаться в воде.

Он уверен, что слышит гудение крыльев.

Он только пять секунд как под открытым небом, прислушивается к ветру и ночным насекомым, и наконец его ноги касаются ровной поверхности скалы, которая, как балкон, нависает над морем. Воздух неподвижен, и темнота обнимает Флорина еще сильнее, когда он ныряет во мрак этой расщелины в горе. На мгновение ноги его замирают, он словно колеблется – не пуститься ли более трудным и менее опасным путем по узкой тропке, петляющей туда-сюда по склону, но уже поздно – ноги сами несут его, он уже отталкивается и летит, словно услышав за спиной звук крыльев.

Под ним нет ничего, кроме воздуха, более пятидесяти футов воздуха, а потом вода – она лениво плещется и сверкает, как металл. Флорин уже видел, как движется море, сквозь расщелину, а ведь он теперь морское существо, он разбирается в видах течений. Он знает, что вода внизу глубока, и так оно и выходит.

Он вытягивается в струну, и вода открывается перед ним с плеском, выдавливая воздух из его легких, и он при ударе раскрывает рот и вдыхает воду через свои несчастные пересохшие жабры, и море снова смыкается над ним, принимая его в свою плоть. Оно приветствует его, ничтожную тварь.

О благодатные мгновения, когда он парит недвижно в темной воде! От блаженства, от безопасности кружит голову. Сюда не проберется ни одна комариха (ему приходит в голову мысль о других хищниках, и на мгновение безмятежность покидает его).

Флорин чувствует тяжесть пакета в навощенной упаковке. Он прижимает его к животу и гребет перепончатыми ступнями. Ах, как давно он не плавал! Он чувствует, как расцветает в воде его кожа, как раскрываются, словно бутоны, его поры.

Чернота не до конца черна. Его зрачки расширяются, и он начинает видеть тени в темноте: утесы под водой, мусор, выкинутый из поселка, расщелину, уходящую в море, нарастающий мрак глубины. Он плывет через отверстие в утесе и чувствует, как меняется характер течения. Над ним, подобно беззубому маразматику, волны жуют берег.

Он сориентировался, он знает, куда нужно плыть. Мимо него проносятся какие-то крошечные существа, маленькие ночные рыбы. Флорин выставляет в сторону щупальца и плывет на глубине, пока не наталкивается на край скалы, и тогда пускается вдоль излучины берега. Его щупальца смелее его. Он, словно осьминог, трогает ими отверстия в скале – прикоснись он к ним пальцами, тут же в испуге отдернул бы руку. Приделанные щупальца – та его часть, что больше всего приспособлена к водной жизни, и он повинуется их чутью.

Флорин огибает остров анофелесов. Он чувствует касание анемонов и морских ежей и с неожиданной печалью осознает, что впервые плывет вблизи дна и может познакомиться с его жизнью, что, скорее всего, этот раз будет и последним, что здесь слишком темно и он ничего не видит. Он может только представить себе песчаные дюны, скалистые выступы, над которыми плывет, скалистые отроги и мертвое дерево, наверное, обросшее водорослями, – сочные краски, которые были бы видны при свете.

Проходят минуты, он продолжает грести. Вкус прибрежного моря не похож на вкус моря вокруг Армады. Вода здесь больше насыщена жизнью. Вкус мельчайшей жизни и смерти переполняет его.

И вдруг неожиданно возникает вкус ржавчины.

«Машинный берег», – думает Флорин. Он обогнул мысок и оказался в бухте. Его присоски ощущают что-то новое – разлагающееся железо, механизмы, обглоданные морем. Вода над этим полным железа дном насыщена солями металлов, а вкусом своим напоминает кровь.

На поверхности, отливающей лунным сиянием, он видит три крупных силуэта – самхерийские корабли. Их толстые цепи уходят в воду, а якоря покоятся среди останков устройств, которые намного старше их.

Флорин направляется вверх, чувствуя, как становится легче вода. Он поднимает руки, не выпуская пакета. Тень самого большого корабля сейчас прямо перед ним.