Беллис, как ей и было поручено, учила Аума понимать соль. Это доставляло ей немало трудностей. Она сознавала, что столкнулась с грубейшим нарушением правил содержания анофелесов, установленных Кохнидом и Дрир-Самхером. И какими бы корыстными ни были причины для установления таких правил, это было средство защиты против воскрешения одной из самых одиозных империй в истории Бас-Лага. Ей приходилось напоминать себе, что Аум мужского пола, стар и ни для кого не представляет ни малейшей опасности.
Аум подходил к поставленной перед ним задаче со всем рвением и логикой математика. Беллис с беспокойством обнаружила, что за короткое время пребывания армадцев на острове он успел накопить немалое количество слов (и Беллис спрашивала себя, уж не заражен ли остров армадским языком).
Для жителей Нью-Кробюзона, Джесхалла, Мандрагоровых островов или Шанкелла освоить соль не составляло труда. Но Круах Аум не знал ни одного из языков, образующих соль. К тому же соль не имела никаких параллелей (словарных или грамматических) с верхнекеттайским. И тем не менее Круах Аум сумел постичь соль: он составил подробный список склонений, спряжений, грамматических правил. Его метод отличался от подхода Беллис, поскольку он не обладал языковой интуицией, не имел языковой подготовки, которая сделала бы его ум восприимчивым. И все же прогресс был очевиден.
Беллис с нетерпением ждала того времени, когда ее услуги не будут требоваться, когда ей не нужно будет просиживать долгие часы, делая записи на научном языке, которого она не понимала. От работы в библиотеке ее освободили. По утрам она теперь занималась с Аумом, а по вечерам переводила – Ауму задавали вопросы члены научного комитета Саргановых вод. И то и другое не вызывало у Беллис ни капли удовольствия.
Днем она ела с Аумом, а по вечерам иногда сопровождала его в прогулках по городу, вместе со стражниками из Саргановых вод. «Что еще я могу?» – думала она. Она провела его в Крум-парк, поводила по живописным закоулкам и торговым улочкам Саргановых вод, Джхура и Дворняжника, показала ему библиотеку Большие шестерни.
Пока Беллис вполголоса разговаривала с Каррианной, которая, казалось, искренне обрадовалась ее появлению, Круах Аум бродил от полки к полке. Когда Беллис подошла к нему сообщить, что пора идти, анофелес повернулся к ней, и ее встревожило выражение его лица: почтительность, радость, сильнейшее переживание, как во время религиозного экстаза. Она показала ему книги на верхнекеттайском, и Аум зашатался, словно опьянев при виде всех этих открытых для него знаний.
Ее постоянно грызло что-то, поскольку нередко целые дни приходилось проводить с властями Саргановых вод: Любовниками, Тинтиннабулумом и его командой, Утером Доулом.
«
Беллис с первого мгновения была отделена от города и с тех пор усердно бередила эту кровавую рану. Этим она и определила свое место здесь.
«
И каким-то образом в течение этого времени, перекинув через все моря мостик к Нью-Кробюзону, она тесно связала себя с Армадой и ее правителями.
«
Беллис горько рассмеялась. Она сделала все, что могла, для своего настоящего дома, а теперь вот проводит дни, работая на своих тюремщиков, помогая им обрести возможность увезти ее, куда им вздумается.
Каждый день Флорин размышлял о том, что он сделал на острове анофелесов.
Эти мысли доставляли ему немало тревоги. Он не был уверен в своих чувствах. Он возвращался к воспоминаниям о том, что сделал, так, словно они были раной, и, кроме того, открыл в себе некоторую долю гордости. «Я спас Нью-Кробюзон», – думал он, не вполне веря в это.
Флорин вспоминал тех немногих знакомых, что он оставил там. Собутыльники, друзья, подружки:
«Вспоминают ли они обо мне? – гадал он. – Скучают ли без меня?»
Он оставил их в прошлом. Он провел слишком много времени в вонючей тюрьме в Железном заливе, затем в мрачном трюме «Терпсихории», а потом его жизнь внезапно и удивительно переменилась – и Нью-Кробюзон превратился всего лишь в далекое воспоминание.