Штамп Гименея

– Дура. Сейчас милицию вызову! – грозил он, пытаясь отлепить мою вторую руку от поручня, в который я вцепилась с силой, достойной вурдалака.

– Валяй, – кивнула я, потому что тоже душевно желала чего-то громкого, торжественного и исчерпывающего. Как бригада ОМОНа. И тут я увидела, что Андрей смотрит на меня изумленными глазами, в которых на поверхности изумления еще плещется и испуг.

– Может, сама уйдешь? – уже слабее и даже жалобнее спросил охранник, поняв, что меня можно выкурить из храма нового человека либо по добру по здорову, либо с применением подотчетных спецсредств типа дубинки. Применять ко мне дубинку старичку совершенно не хотелось.

– Да. Я обязательно уйду. И обязательно сама! – громко и демонстративно сказала я. Потом решительно выдернула свою руку из клешни охранника и гордо проследовала к дверям. Битое стекло скрипело у меня под ногами. Стояла испуганная тишина. Я приблизилась к Андрею, который побледнел и как-то мелко и противно затрясся в ожидании неизбежного. Господи, да ведь он до дрожи боится скандала. Только и всего! Спорю на сто баксов, которых у мен все равно нет, что его жена даже не подозревает о моем существовании. Вон как смотрит на меня. Взглядом молодой матери, которая случайно столкнулась с психом. В ее глазах не читалось ничего, кроме страха за ребенка. Может быть из-за ее нежного и какого-то восторженного отношения к плоду чрева своего, а может быть из-за нежелания оставлять уже теперь двух детей без его непутевого гулящего отца, так или иначе, я прошла мимо Андрея, ни на секунду не замедлив шага, даже не кивнув. Он тоже напряженно застыл, склонившись над своим сыном. Делал вид, что тому что-то попало на куртку. Когда я уже закрыла стеклянную дверь, он обернулся и встретился со мной взглядом. В его взгляде был какой-то вопрос. Скорее всего, это был вопрос «Зачем?». Зачем тебе все это надо. Хороший, кстати вопрос. Неплохо было бы и самой себе разъяснить этот вопрос. Если не найти какой-то достойной и неоспоримой причины, то получится, что я – дура набитая и доверчивая тупица. Разве этот вариант меня может устроить? Никак. И Андрею, прежде чем я его брошу, следует со мной объясниться, разве нет? И я, честно говоря, после такого нелепого нашего свидания весь вечер ждала его звонка.

– Зачем ты туда приперлась? Что ты творишь? Неужели не могла просто позвонить мне, я бы все тебе объяснил, – сказал бы он. Я бы фыркнула и притворилась, что смертельно его ненавижу и не могу слышать его голос.

– Объяснил бы что? – спросила бы я. И дальше я в тысячах вариантов проигрывала наши возможные вопросы и ответы на них. Я придумала бравурные диалоги, трагические монологи, равнодушные междометия, оскорбительные бросания трубок. Беседу по душам, наконец. Беседу, в которой мы расставим все точки над «И» и расстанемся друзьями. Я ждала этого разговора, я боялась его. Я нуждалась в нем.

– Это меня? – кричала я из комнаты каждый раз, когда звонил телефон.

– Это из собеса, – старательно отвечал отец. – Они требуют еще каких-то бумаг для получения льгот.

– А-а, – тянула я и снова уходила в себя. Так прошел весь вечер, вся ночь. И весь следующий день, как, впрочем, и все последующие дни. Андрей снова поступил как настоящий мужчина. Он струсил и не позвонил мне больше вообще. Видимо, осознав, что легкого и ни к чему серьезному не обязывающего романа больше не будет, он просто стер меня из памяти своего мобильника. А может и из своей личной, человеческой памяти тоже. Оп-ля! Вот это был вариант, которого я никак не ожидала. Несколько дней я ждала, злилась и стервенела. Потом жалела, что вообще пошла в роддом. Потом жалела, что познакомилась тогда с Андреем, под этим некстати полившим дождем. И, наконец, к концу недели я пожалела о том, что родилась на свет. После этого наступила апатия. Я не хотела есть, не хотела спать, не хотела читать.

– Может, ты заболела? – заволновалась мама, помешанная на здоровье своих птенчиков. Если мой брат, валяющийся на диване, не мог никого удивить, то я, целыми днями пролеживавшая пружины матраса пугала.

– Нет. Я здорова, – отвечала я, думая о том, как бы уснуть и проспать одним махом год.

– Если ты хандришь, тебе надо обливаться холодной водой! – сообщил мне папаша. Идея вылить на себя посреди зимы ведро холодной воды окончательно вогнала меня в депрессию. Я стала смотреть все сериалы по телевизору. Мексиканские я любила особенно, потому что от них мозг густел и превращался в карамель. Думать таким прибором было уже невозможно.

– Антонио, ты думал, что Мария родила сына от тебя, но и Рикардо думал тоже, что он от него. А на самом деле Мария родила не от тебя и не от Рикардо, а вообще ничего не рожала. Рожала я, но младенца у меня украли и отдали Марии. А я, согласно сценарию, потеряла память от удара о дверь своей палаты в больнице. И, по-моему, это была девочка. Тогда откуда этот мальчик Марии? Узнаете через триста две серии.