Штамп Гименея

– Как твой контракт? – спросила я Андрея после того, как миновало три месяца. Я, может быть, и не вспомнила о сроках наших переговоров, но мне очень хотелось квартиру, замуж и личного счастья на всю жизнь. И потом, зная свою рассеянность и патентованную бестолковость, я поставила себе в мобильник напоминалку. Там у меня на дате 20 октября было записано «пора жениться!». Техника на службе человека мелодично и пунктуально пропикала в обозначенное время, а у Андрея из-за этого снова начались со мной проблемы.

– Контракт? Пока все непонятно, – вяло отмахнулся от меня он. Я удивилась. Вроде бы, все было на мази. Тут я впервые предположила, что видимость, которую Андрей создал, может быть обманчива. Предположение ввергло меня в грусть-тоску.

– Ты что, совсем не понимаешь, что так больше продолжаться не может? – серьезно и от этого грустно спросила я. Терпеть не могу быть серьезной.

– Чего ты хочешь? – устало спросил Андрей.

– Правды, – вдруг вырвалось у меня. Правда – лучшее лекарство, это мне известно с самого детства. Чем таскать на себе груз какого-то вранья, загромождая душу наподобие старого, набитого отвратным гнильем серванта, лучше одним махом вывалить все наружу, да и снести на помойку то, что нет никакого шанса отреставрировать. Иногда ведь бывает и так, и мне, как историку-искусствоведу это отлично известно. Но правда – самый страшный для мужчины зверь.

– Перестань придумывать проблемы. Вот закончу контракт, и тогда… – привычно успокоил меня он. Я успокоилась, но где-то внутри поняла, что это безумие может тянуться вечно.

– И пусть! – сказала я самой себе. Ведь как только я всерьез, на одну секунду представила себе жизнь без Андрея, без того праздника, который вместе с ним приходит ко мне каждый раз, то мне захотелось разбить что-нибудь тяжелое и очень дорогое. Но черная воронка неудач – это такая штука, которая не зависит от доброй воли и не отпускает тебя, даже если ты очень сильно не желаешь понимать, что происходит. Где-то через месяц, когда за окном начал падать снег и мне стало холодно и одиноко, я не удержалась и позвонила ему домой. Хоть и был вечер. Трубку взял, видимо, ребенок. Кажется, Саша. Его бодрый детский голос сообщил, что папы нет.

– А где он? – зачем-то спросила я.

– Он у мамы в роддоме, – невинным тоном ответило дитя и сделало паузу. Ждало восторгов и поздравлений.

– И что, кто родился? – несколько вылетев из седла, срывающимся от ошаления голосом продолжила я.

– Сестричка! – радостно сообщил мне тот. Вот тут-то я и поняла, что ВСЕ.

Глава 2.

Следственные действия

Каждый человек имеет свои, сугубо индивидуальные особенности характера. Возможно, это следы плохого воспитания, а может, все дело в генетике. В последнее время медицина все больше склоняется к тому, что все в нашей жизни вплоть до плохих оценок в четверти определяется хромосомными хитросплетениями. И плохая дисциплина тут совершенно не причем. Не знаю, насколько версия генетиков верна, но она как минимум очень удобна.

– Почему не выучили стихотворение?

– Генетика мешает!

– А, ну тогда до новых встреч. – Красота! Только вот непонятно, кто будет оплачивать сей банкет. И будут вертеться винтики и шарниры нашей жизнедеятельности, если каждый в силу природной склонности заляжет на диван. Кстати, у меня был один такой знакомый. Вернее, однокурсник, потому что последние пять лет я кроме однокурсников и Андрея практически ни с кем не общалась. И ему такое отношение к своим генам не принесло ничего хорошего. По природной склонности Захаров стремился сохранять горизонтальную позу любой ценой. А в институт он пошел, чтобы не пойти еще дальше, в стройные и мужественные ряды нищающей российской армии. Тогда получение высшего образования еще считалось убедительной причиной нежелания махать автоматом. Однако процесс познания глубин музейного дела шел у Витечки крайне вяло, главным образом потому, что он старался покидать диван только в особых эксклюзивных случаях. Типа сессии. Или звонка из деканата с темной бандитской угрозой отчисления. Такого рода звонки Витя называл бесчеловечной прессовкой. Бандитские разборки уже косили то тут, то там крепких парней с недобрыми улыбками и кастетами. Так что неформальный сленг долетал до всех вместе с брызгами их незаконной крови. До нас, соответственно, тоже. Так вот, после упомянутой прессовки Витек с выражением христианской муки на лице поднимал себя с дивана, причем это выглядело ничуть не хуже мучений барона Мюнхаузена, тянущего себя за волосы из болота. И, натянув трясущимися от возмущения руками свитерок, отправлялся в дворец знаний.

– А вы кто? – смотрели на него преподаватели, понимая, что это бледное патлатое существо, больше похожее на вампира, видят впервые.

– Студент Захаров. Явился для сдачи экзамена по истории искусства Средних Веков, – тоном героя, явившегося совершать подвиг, рапортовал студент.

– Да? А почему вы лекции не посещали? – всматривались в его фамилию на зачетке преподы.

– Болел, – скорбно заверял их Витя. И его внешний вид вполне подтверждал это заявление.