Штауффенберг. Герой операции «Валькирия»

Средства не имели значения. Штауффенберг пожинал богатый урожай. И не разу не ошибся в выборе. Нет ни единого признака утечки информации из воинской среды. Он был настолько осторожен, что командир Комендантского батальона майор Ремер узнал обо всем только тогда, когда его подразделению надо было выполнить тактическую задачу. Достаточно было согласия его начальника генерала фон Хазе, все остальное зависело от самих заговорщиков. В Берлине, помимо кавалерийского училища в Крампнице, практически ни один офицер из числа командиров не был посвящен в тайну.

С технической точки зрения подготовка государственного переворота представляет собой прекрасный образец немецкой организованности. Оставалась одна, но большая трудность. Как начать операцию «Валькирия»? Ольбрихт на это не был уполномочен. Судьбоносный приказ мог отдать только Фромм, командующий резервной армией. До 7 июня 1944 года он теоретически мог сделать это только по распоряжению фюрера. Высадка союзников в Нормандии все изменила. Опасаясь непорядков в стране и сознавая необходимость направления на запад не менее двадцати дивизий, Гитлер собрал генералов в своем Орлином Гнезде в Берхтесгадене, в Бергхофе. Там он заслушал доклад Фромма об основных направлениях операции «Валькирия». В этой поездке генерала сопровождал Штауффенберг. Там он впервые увидел диктатора так близко. И воспользовался поездкой для того, чтобы лично проверить меры безопасности, которые обеспечивали его защиту. Резервной армии было дано право по своему усмотрению вводить военное положение и брать власть в свои руки, включая и власть над гауляйтерами партии. Фромм стал ключевым игроком этой игры. И все это понимали.

Начиная с апреля Ольбрихт делал все, чтобы Штауффенберга назначили начальником штаба резервной армии. Это назначение состоялось 1 июня. В штабе Ольбрихта Клауса заменил Мерц фон Квирнхайм. Благодаря этой умелой перестановке, заговорщики сидели теперь в штабе АХА и в штабе резервной армии. И только положение Фромма оставалось двусмысленным. Его многие считали выскочкой-карьеристом без глубоких убеждений. Ольбрихт полагал, что тот будет на их стороне в связи с ухудшением военной обстановки на востоке. Ведь в июне 1944 года русские стояли уже на пороге Восточной Пруссии. И тогда Штауффенберг решил сыграть ва-банк в надежде, что в случае неудачи воинская взаимовыручка не позволит его начальнику рассказать кому-то еще об их разговоре. В июне он открылся ему, объяснив, что, по его мнению, «единственным выходом был государственный переворот». Фромм не обиделся, скорее наоборот. Он поблагодарил его за откровенность и с двусмысленной улыбкой добавил: «Если вам удастся этот государственный переворот, не забудьте про Кейтеля». Из этого Клаус понял, что дело было сделано. Генерал его не выдал. Теперь он мог свободно работать и плести заговор. Однако он ничего не выиграл. Фромм, естественно, был готов поддержать государственный переворот, если бы Гитлер был убит и если бы его перспективы были достаточно серьезны. Но в случае возникновения трудностей он ни за что бы не ручался… Эта ситуация смертельной опасностью нависла над всем планом.

Политические рифы

Штауффенберг прекрасно справился с планированием военной операции. Но куда сложнее было справиться с соперничеством планов, а также честолюбием и с задними мыслями. С некоторой наивностью, замешанной на хорошей порции реакционного цезаризма, он верил в идеальный порядок, при котором мессия мог бы собрать вокруг себя своих апостолов ради спасения Германии. Мир политики был ему совершенно чужд, часто по причине полного расхождения с его манерой мышления и существования. Попадание в котел конкретных действий стало для него суровым испытанием, где он, однако, доказал свою зрелость.

Перед своим отъездом в Тунис он при посредничестве Бертольда встретился с большинством из «ветеранов» группы Герделера — Бека и с «реформаторами» кружка «Крейзау». 8 января 1943 года он даже принял участие в собрании под председательством Бека. По возвращении с фронта он возобновил установленные ранее контакты. Но все, так или иначе, его раздражало.