Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества

Александр Христофорович свой кондуит открывать не стал, только для убедительности похлопывал по нему ладонью:

– Скоро исполнится два года со дня того самого покушения, государь.

– Помню, и что?

– Первое время страна находилась в шоке после него и последующих арестов, потом отвлеклись на англо-шведскую авантюру под Петербургом… Людям некогда было задумываться о сути проводимых реформ, тем более блистательная победа…

– Хм…

– Пусть не такая блистательная, как описано в газетах, но все равно победа. Плюс до сих пор не отмененное военное положение. Вот эти два фактора несколько сдержали накопившееся недовольство. Если нужно, то могу назвать точное количество разорившихся и лишенных средств к существованию помещиков. Часть из них поступила в армию, кто-то выбрал чиновничью службу, около пяти процентов покончили с собой, а остальные…

– И много тех остальных?

– Достаточное количество, чтобы послужить питательной средой для возможного бунта.

– Передохнут с голоду, и бунтовать некому станет.

– Не хотят они умирать, государь. Во всяком случае, в одиночестве не хотят, и с удовольствием пригласят вас составить им компанию.

– Предлагаете новые аресты?

– Зачем? Проще дать людям пример того, как особа императорских кровей и отпрыск знатного рода взлетел наверх не в силу происхождения, а исключительно волей, умом и трудолюбием. И занятием коммерцией, разумеется.

– Ага, вот прямо все сразу бросятся открывать заводы или отправятся за три моря с торговой экспедицией. Генерал, ты точно про Россию говоришь, а не про приснившуюся страну молочных рек с кисельными берегами?

– Я не люблю кисель, Ваше Императорское Величество. – Бенкендорф позволил себе улыбнуться. – Пусть не бросятся, да… Скорее всего, так оно и будет. Но зато появится повод ухватить любого за теплое волосатое вымя, сжать посильнее и спросить, с лаской заглядывая в глаза: не мнят ли они себя выше родственников самого императора?

– Вы поэт, Александр Христофорович, – восхитилась Мария Федоровна. – Какие сочные сравнения и образные выражения!

Министр госбезопасности поклонился императрице и с выжиданием посмотрел на меня. И что, я сейчас должен кинуться к Белякову с братскими объятьями?

– Бред.

– Совершенно верно, государь. Но чем бредовее идея, тем больше у нее последователей. Разве лозунг Французской революции о свободе, равенстве и братстве не является откровенной глупостью? И тем не менее на него откликнулись миллионы.

– Французы и лягушек с улитками едят… И вам напомнить, чем закончилась та революция?

– Дилетанты. – Бенкендорф пренебрежительно поморщился. – Они хотели, чтобы не было богатых, мы же хотим уничтожить бедность.

– Лишь бы не с самими бедняками. Ладно, уговорили… Пробуйте!

Сам Александр Федорович о надвигающихся на него напастях не догадывался и в данный момент коротал время за шахматной партией с Аракчеевым. Алексей Андреевич уже трижды проиграл, но каждый раз требовал реванша, надеясь когда-нибудь одержать победу над министром.

– Вы у кого учились? – Граф старался говорить как можно больше, стараясь отвлечь Белякова и заставить сделать ошибку.

– Самоучкой. – Тот пожал плечами: – Невелика наука. Вести дела с настоятелем Печерского монастыря куда как сложнее.

– А с персидским принцем?

– Чего там сложного? Берите пример с англичан: смотрите на всех, как на дохлую жабу, да разговаривайте через оттопыренную нижнюю губу, и все умение. Главное – это не стараться, чтобы вас полюбили.

– Э-э-э… в каком смысле?

– Не во французском. Любой восточный народ уважает только силу, а хорошее отношение почитает за слабость. Бейте регулярно, и любовь сама придет.

– Прямо как поляки. Родственные народы, наверное.

– Возможно, – кивнул Беляков и сделал конем вилку. – Шах, Алексей Андреевич.

Аракчеев почесал кончик носа и надолго задумался. Садясь за игру, он где-то в глубине души надеялся (хотя не признавался себе самому) приятно провести время, попутно снисходительно объясняя вчерашнему купчишке премудрости шахматных баталий. Ну куда ему супротив артиллериста?

Надеялся, да… Но почему же тогда позиция на доске недвусмысленно указывает на мат через шесть ходов? А если судить по хитрому взгляду министра, то и через четыре. Странные, однако, купцы в России пошли. Алексей Андреевич и раньше слышал упорно циркулирующие по столице слухи о возможном происхождении Белякова, но значения им не придавал – мало ли болтают. Про Наполеона вообще говорят, что родился он то ли в Жмеринке, то ли в Эривани, и нос как бы намекает…

– Сдаюсь. – Военный министр щелчком опрокинул своего короля и совсем некстати спросил: – Вы говорите по-французски, Александр Федорович?

– Хуже, чем на английском, немецком и татарском. А что, подозреваете во мне иностранного шпиона?

Аракчеев рассмеялся и откинулся на бревенчатую стену, спугнув пару недовольных такой бесцеремонностью тараканов:

– Помилуйте, шпионами у нас занимается Александр Христофорович, а я все больше по военной части.

– Тогда к чему подобные вопросы?

– Хочу попросить об одной услуге, заранее согласованной с Его Императорским Величеством.

– Извольте.