Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества

Опешивший от неожиданной грубости адъютант вылетел пулей, оставив императора в одиночестве. А тот с тщательно скрываемым нетерпением зажег русскую диковинку – керосиновую лампу, чуть подкрутил закоптивший было фитиль и сломал печати на плотном конверте. Переводчик Бонапарту не требовался, так как после встречи с царем он поставил себе задачу изучить русский язык. Льстецы утверждали, что преуспел и будто бы акцента совсем не чувствуется. Врут, конечно. Однако знаний вполне хватает на чтение газет и таких вот редких трофеев.

И что пишут?

– Канальи!

Буквально через минуту с императора слетела напускная невозмутимость. Какого черта? Какие англичане? Какая императрица Жозефина Первая? Они что, все ума лишились? И еще венгры? Зачем им понадобилось осаждать Вену?

– Габриак!

– Я здесь, Ваше Императорское Величество.

– Передайте приказ вывесить белые флаги. Везде!

– Призыв к переговорам, сир?

– Мы сдаемся, идиот!

– Капитуляция?

– Нет, bliad, maslennitsa! – почему-то по-русски ответил Бонапарт. – Выполнять!

Если бы капитан Нечихаев знал о принятом французским императором решении, он бы непременно повернул обратно. Пусть потом разжалуют и отдадут под суд за невыполнение приказа, пусть! Но это будет потом. Плох тот солдат, что не носит в ранце маршальский жезл, а еще хуже тот офицер, который не хочет поставить в войне жирную точку. Неправду говорят, будто военный человек живет только на поле битвы, а в промежутках между оными лишь существует и мечтает о следующем кровопролитии. Это наглая ложь, придуманная ни разу не нюхавшими пороху обывателями. Наоборот, смысл жизни настоящего солдата и состоит в том, чтобы исключить возможность всяких сражений. А уж если случится таковое… тогда да, тогда приходится воевать. И собственная жизнь здесь – дело третье.

Но капитан Нечихаев не знал. Не знал и на каждом привале видел один и тот же сон: поднимаются винтовки… коротышка с завязанными глазами у выщербленной пулями стены… команда… залп…

– Твою мать! – Мишка рывком сел и долго всматривался в полумрак палатки, с трудом осознавая, что уже проснулся.

– Матка Боска Остробрамска! – рядом подскочил Ртищев, еще не до конца выдавивший из себя поляка. – Что случилось, Михаил Касьянович?

– Ерунда. – Нечихаев протер ладонями лицо. – Померещилось.

– Не скажите. – Сергей Андреевич дотянулся до стоящей между походными кроватями железной печки и вытащил уголек специальными щипчиками. Трофейными, из офицерского несессера. С вечера набитая табаком трубка немного похрюкала от энергичных затяжек и выпустила клуб душистого дыма. – Бывает еще сон в руку. Вот у меня однажды… Хотя нет, Марыся здесь совсем не из того… и Агнешка тоже… Барбара вообще из другого сна…

– А Екатерина Полуэктовна?

– Это святое, Михаил Касьянович.

– В смысле?

– Ангелам в грешных снах делать нечего.

– Понятно.

– А бывают сновидения с предупреждениями.

– Да? – Мишка положил руку на стоящую у кровати винтовку. – Может быть. Все же почти чужая земля.

Ртищев хмыкнул:

– Понятное дело, чухонские губернии никогда не станут русскими. Если только предположить сказочный вариант с переселением местных жителей куда-нибудь на Таймыр. Но государь Павел Петрович вряд ли на это пойдет.

– Почему бы и нет? – Нечихаев прогнал остатки сна. – Если экономически обосновать…

– Вы возьметесь?

– Я? Нет, не возьмусь. Но светлейший князь Кутузов неоднократно высказывал мысли…

– Мысли, не подкрепленные действием, называются мечтами.

– Мечты – это то, что сбывается. Все остальное – грезы. Но все равно Михаил Илларионович не похож на наивного мечтателя.

– Это точно, – согласился Ртищев и отложил погасшую трубку. – Сходить, что ли, посты проверить?

– Я с вами. – Нечихаев щелкнул крышкой часов, безуспешно пытаясь разглядеть в темноте стрелки. – Интересно, новый год уже наступил или мы еще в старом живем?

– Какая, собственно, разница?

– Не скажите, наступающий год будет високосным.

– И?

– И принесет большие неприятности.

– Кому?

– Ну не нам же!

– Понятно объясняете, Михаил Касьянович. Это нужно непременно отметить.

– Прямо сейчас?

– Нет, что вы, в походе не стоит расслабляться. А вот по прибытии в Кенигсберг…

Город встретил отряд капитана Нечихаева мерзкой погодой и невиданным доселе количеством питейных заведений. Многочисленные красочные вывески создавали впечатление, что у жителей Кенигсберга нет иных забот, кроме как хорошенько напиться. Закуску подсвеченные фонарями надписи не обещали.

– Почти заграница, – с легкой завистью, смешанной с укоризной, пробормотал кто-то из гусар при виде манящих уютом и теплом окошек. – Они что, на ночь не закрываются? Живут же люди!

– Вот этому я бы не стал завидовать. – Нечихаев указал на двух опрятно одетых господ, по виду немцев, меланхолично и скучно бьющих третьего прямо под вывеской «Ямайская питейная мастерская Иоганна Кошкодамского».

– Разнять бы да всем троим в рыло, – предложил все тот же гусар. – Разрешите, Михаил Касьянович?

– Некогда. Нас ждут.