Штрафбат везде штрафбат. Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

Где–то на десятом километре грустные мысли покинули его. Не от усталости, а от близости товарищей. У них подобралась отличная команда. Офицеров не хватало, поэтому их взводом командовал обер–фельдфебель Хаппих. Он, как и Фрике, засиделся в лагере и теперь радовался маршу на фронт, как солдат–новобранец первой увольнительной. Он так и сыпал всякими историями из своей богатой практики, которые были смешнее всяких анекдотов. Юрген получил отделение. Все сплошь — старые проверенные бойцы. Плюс двое салаг, Карл с Фридрихом, которых Юрген заприметил еще по прибытии. Они были настоящими салагами, попытались дезертировать через какой–то месяц после призыва и угодили в штрафбат. Но они были веселыми, сильными парнями и быстро всему учились, у них не было другого выхода. У них всех не было другого выхода, кроме как сражаться и стоять насмерть.

* * *

Они переправились через Вислу у Модлина. Это была крепость километрах в двадцати пяти севернее Варшавы. Для них это расстояние — легкая прогулка на полдня, тем более что все грузы везли на грузовиках и подводах. Семь верст — не крюк, вспомнился Юргену обрывок слышанной когда–то русской поговорки. Для чего не крюк, он уже не помнил. Наверное, для хорошего дела. Хорошим для них было то, что не пришлось идти через Варшаву. Ради этого Юрген с товарищами, побывавшими в этом ведьмином котле, готовы были и больше протопать.

В крепости они не задержались. Этому они тоже были рады. После Бреста они не доверяли крепостям. А подполковник Фрике и вовсе нервно вздрагивал, проходя мимо ее стен. Оказалось, что в тридцать девятом, во время польской кампании, почти день в день шесть лет назад, он принимал участие в штурме этой самой крепости.

— Это старая русская крепость, мы едва не обломали об нее все зубы, — сказал он. — Мы тогда шли напролом, восемь дней подряд, неся бессмысленные потери. Командование хотело как можно быстрее закончить ту войну, а у нас не было, по сути, никакого опыта боевых действий. Даже у тех, кто прошел Великую войну. Ведь это была другая война.

Юргену было семнадцать, когда началась польская кампания. Он прекрасно помнил то время. У них, в Гамбурге, была самая настоящая паника. Можно было подумать, что это не немецкие войска вступили на территорию соседнего государства, а наоборот.

Отец постоянно говорил Юргену, что нацисты готовятся к большой войне и развяжут ее при первом удобном случае. Он сам видел, как толпы людей восторженно приветствовали возвращение Рурской области, аншлюс Австрии и присоединение Судет. Он не сомневался, что весь немецкий народ жаждет реванша и новой большой войны. И вдруг — паника и явный страх вместо восторженных воплей. Из радиоприемников неслись величественное обращение фюрера и воинственные речи Геббельса, на улицах гремели военные марши, а люди под аккомпанемент этого патриотического тарарама скупали соль, спички, керосин.

Это было тем более странно, что победа далась на удивление легко. Так следовало из кинохроники «Вохеншау», [59]

которую крутили в кинотеатрах перед каждым фильмом. Бравые, весело улыбающиеся немецкие солдаты на танках на фоне понурых польских кавалеристов. И ни слова о потерях. Складывалось впечатление, что каждый погибший возводился в ранг национального героя.

И вот они прошли мимо кладбища, где были похоронены немецкие солдаты, погибшие во время штурма одной только этой крепости. Героев было много.

— Поляки — хорошие солдаты, — сказал Фрике, косясь на ровные ряды крестов, — особенно когда они в седле.

— Хорошо, что в Варшаве на лошадях не повоюешь, — ухмыльнулся Отто Гартнер.

— Типун тебе на язык! — сказал Брейтгаупт.

«M"ochtest du den Pips bekommen!»

Это сказал Брейтгаупт.

— Да я что, я просто хотел сказать, что их там кормить нечем, — начал оправдываться Отто.

— Заткнись, — коротко приказал Красавчик. Уж на что он сам любил побалагурить, ради красного словца не жалея ничего и никого, в первую очередь себя, но были вещи, о которых он предпочитал помалкивать. Не буди лихо, пока спит тихо — он эту истину на фронте твердо усвоил.

— Надеюсь, русские повторят нашу ошибку и тоже попытаются взять крепость с ходу и в лоб, — сказал Фрике.

Он был настолько погружен в свои мысли, что, скорее всего, даже не слышал перепалки идущих рядом с ним солдат. Мысли были невеселые. «Он не сомневается, что русские будут здесь, — подумал Юрген, — что мы не удержим рубеж». Он тоже погрустнел.

Но пока они шли на восток, навстречу солнцу и русским.

Местность была отличная, с обилием лесов и речушек, ее оборонять и оборонять. Было где разместить долговременные огневые точки и блиндажи, отрыть траншеи, раскинуть минные поля и устроить полосы противотанковых и противопехотных рвов и заграждений. Обер–фельдфебель Хаппих уже руки потирал, видя такой простор для деятельности. Здесь действительно было просторно, почти как в России. Они успели привыкнуть к русским просторам. Им здесь было комфортно. Это вам не клетка крепости.