Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

— А с вашей стороны нас не достанут? — спохватился он.

— Ты кого–нибудь видишь? — спросил Павел.

— Не–а, — ответил Юрген, проводя взглядом поверх вала.

— Вот и они нас не видят. Око не видит — зуб неймет.

— Хорошо, — сказал Юрген, но опустился на землю, от греха подальше. — И сколько тебе искупать? — спросил он через какое–то время.

— До первой крови, — ответил Павел, — кровь — она все искупает.

— Это точно. Это правильно. И гуманно, — Юрген одобрительно кивал головой в такт словам.

— А у вас что — не так? — спросил Павел.

— Нет, не так. Мы же не искупаем вину, мы испытание проходим. А прошли или не прошли, это начальство решает.

— Начальство решит! — издевательски протянул Павел. — Ему дай волю… У нас пуля решает. Пуля надежнее. И честнее. Если уж она тебя помиловала, то после госпиталя ты чист.

— Это правильно, — повторил Юрген.

— У нас в штрафбате не задерживаются, — продолжал Павел, — три дела — это край. Большинство, правда, навсегда освобождаются от всех земных забот, а…

— У меня сегодня третья атака, — прервал его Юрген.

— Ты — везунчик, — сказал Павел.

Юрген замолчал, копаясь в памяти: что есть «везунчик»? А Павел его уже за рукав шинели дергает.

— А у вас что — так и не освобождают?

— Да мы же недавно на фронте.

— А вообще? Что солдатское радио говорит?

— Солдатское радио? Ах, да, понял! Нет, ничего такого не слышал. Да и какая разница? Переведут в другую часть, тоже на фронте, один черт!

— Ну не скажи! Это нас, штрафников, со старыми винтовками валом в атаку гонят — и ни шагу назад! Сзади–то заградотряд с пулеметами стоит, враз срежет. Куда ни кинь, всюду клин. А в обычной части хоть какой–то шанс есть выжить. Там–то пулеметы вперед ставят, не сзади.

— У нас, рассказывают, тоже ставили, — сказал Юрген, — чтобы назад не бежали.

— Ну, у вас–то понятно! Фашисты, одно слово! — с каким–то удовлетворением заметил Павел. — А пленных у вас расстреливают?

— Как это — пленных расстреливать? — удивился Юрген. — Это никак не можно. Это как лежащего бить. — Тут Павел одобрительно кивнул головой. — У нас все время говорят, что красные пленных расстреливают, всех. Все верят. Плена боятся больше фельдфебеля и русской зимы, — улыбнулся Юрген. — А я не верю. Не может такого быть!

— Точно! — воскликнул Павел. — Расстреливали бы — так уж на месте, а их в тыл отправляют, в лагерь, значит. Я сам видел. Сотню, не меньше. Мы на передовую, а они — в тыл. Бредут, носы повесили, вояки, ети их мать!

— Я тоже видел, — тихо сказал Юрген, вспоминая кадры кинохроники.

— Да–а, плен, — протянул Павел и тоже затих, задумавшись.

Вновь загрохотали пушки, застрекотали пулеметы.

— Наши сейчас в атаку пойдут, — сказал Юрген, — тут вам и капут выйдет.

— Это еще бабушка надвое сказала, кому капут выйдет, — ответил Павел, — и кто в атаку пойдет. Наши сегодня с утра должны были через дорогу прорваться и высоту разблокировать, — выдал он одну военную тайну и тут же по инерции другую: — А то у нас ни патронов, ни жратвы, ни водки. Погнали бы нас иначе в эту идиотскую контратаку! А вместо водки подбодрили тем, что сейчас наши из–за дороги нас поддержат, накатят вторым эшелоном. Да, видно, что–то там не заладилось.

— Я и говорю!

— А че тут говорить? Ты слушай! Бой–то с той стороны идет, — Павел махнул рукой на высоту, — наши жмут!

— Нашим тут ближе, — уперся Юрген, — они первыми тут будут.

— Что ж, чему быть, того не миновать, — покорно согласился Павел, — ваши так ваши. Придется мне тогда тебе в плен сдаться, — выговорил он наконец давно бередившую его мысль. — Кому другому бы не сдался, дорого бы шкуру свою продал, а тебе, пожалуй, сдамся, не драться же нам по новой.

— Ну а если твои первыми придут, тогда я тебе сдамся, — великодушно сказал Юрген, нисколько не веря в такую возможность и посему позволяя себе шутливые фантазии, — слушай, а давай я тебе кровь пущу, — он достал нож из кармана шинели, выкинул лезвие, — ватник порежу и грудь немного кольну, а еще лучше — по щеке полосну, все лицо в крови будет, любой увидит, а заживет — только маленький шрам останется, как память о войне.

Сказал вроде как в шутку, а Павел задумался. За ним и Юрген посерьезнел, принялся горячо уговаривать:

— Тебе же амнистия выйдет!

— Нет, бога не обманешь, — с тяжелым вздохом сказал Павел.

— Это точно, не обманешь, — согласился Юрген, — бог — он все видит. Я это только на фронте понял.

— Бога на мякине не проведешь, — сказал Павел и пояснил: — Мы богом майора Яхвина зовем, особиста. Въедливый мужик! И редкая гнида! От него и жизнь наша и смерть зависят.

— Если жизнь и смерть, да еще майор, тогда точно — бог, — сказал Юрген, — надо мной такой же — майор Фрике. А гнида — это что?

Павел снял шапку, запустил пальцы в свою жесткую шевелюру, выдернул волос, сначала рассмотрел его сам, потом поднес к глазам Юргена.

— Видишь белые пятнышки? — сказал он. — Это гниды и есть. Яйца вшей. Что такое вошь, знаешь? А то сейчас поймаю, покажу.

— Знаю, знаю, — замахал рукам Юрген. — Но почему майор — гнида, а не вошь?

— Потому что не вошь ест, а гнида точит, — ответил Павел.

— А–а–а, — протянул Юрген, нисколько не понимающе.