Шум бытия

Внизу творился апокалипсис. Чернота, расползаясь, неумолимо поглощала еще совсем недавно, такой красивый и счастливый мир. И что совсем неуместно, это стало происходить, под неизвестно откуда зазвучавшую веселую музыку из песни Элвиса Пресли "Все хорошо, мама".

Я проснулся.

***

Из лежавшего рядом телефона настойчиво лилась мелодия будильника. Не открывая глаз, пошарил рукой на прикроватной тумбочке, схватил его и поднес к лицу…

"Черт побери!"

Было уже девять ноль ноль, а в восемь тридцать я должен был заступить на дежурство. Вчера, у меня, был не рабочий день, и чтобы поспать подольше, но при этом и не продрыхнуть чересчур долго, поставил на девять, а затем, по расхлябанности, не перевел на нужные шесть тридцать. За последние два месяца, я уже четыре раза опаздывал на работу, но чтобы так… это был, полный абзац! Добраться удастся, в лучшем случае к одиннадцати. Заведующая отделением, уже с раздражением, говорила, что, если мои "задержки" на дежурства не прекратятся, я получу выговор.

Быстро вскочив с кровати, и начав носиться по дому, выполняя стандартный ритуал утренних дел, только в ускоренном темпе, на ходу стал смотреть, сфотографированный график дежурств.

"Так, так… дежурный врач… Двадцать восьмого… Куликова В. М., отлично. Она нормальная тетка. Если ее попросить задержаться и подстраховать, она скорее всего не откажет. Только бы не ушла уже домой"

На другом конце ответили после второго гудка: "Алло"

– Валентина Михайловна, дорогая, это Олег Владимирович. Ради бога, выручайте! У меня что-то с телефоном случилось, ночью, по-видимому, взял и вырубился, ни с того ни с сего – соврал я – только что проснулся. Мне ехать часа полтора. Не выручите?

– Ну ты даешь, Олег Владимирович! Конечно подстрахую. Со всяким случиться может. Только пожалуйста, побыстрей, а то у меня дома, сегодня, куча дел.

– Валентина Михайловна, огромное спасибо. Вы просто золотая! Буду вашим должником.

Около одиннадцати весь взмыленный, подбежал ко входу в приемный покой (через него быстрее всего добраться до моего отделения). Рядом, почему-то, стояли две патрульные полицейские машины, беззвучно мигая проблесковыми маячками. Зашел внутрь, даже не замедляя шаг, снял куртку запихнув ее в сумку, и оказался, в заранее надетом, рабочем костюме. Вокруг происходило, что-то не то… Я сразу этого, даже, не понял.

У всех вокруг, были, какие-то, ошарашенные лица. За прозрачной перегородкой регистратуры виднелись несколько медсестер и медрегистратор Зинаида, они о чем-то тихо говорили, периодически делая округлые глаза и прикладывая ладони себе к щекам. Звук их голосов до меня не доходил, но по их внешнему виду, как минимум одну, повторяющуюся фразу, я понял отчетливо: "какой ужас!" Увидев меня, они замолчали и стали смотреть в мою сторону, каким-то, осуждающим взглядом. Я поздоровался, кивнув головой, но ответа не последовало. В груди появилось и стало нарастать неприятное ноющее чувство тревоги.

На встречу двое полицейских провели какого-то мужчину с безумным, как мне показалось, выражением лица. Его руки были заведены за спину и скованы наручниками, а из ноздрей торчали две ватные турунды, пропитавшиеся кровью. Во внешности блюстителей порядка, виднелась, плохо скрываемая агрессия, они вели задержанного под руки, а один из них, по моему, без особой надобности, еще и крепко, со злобой, сжимал в кулак его волосы, пригибая голову вниз. Сзади шел третий сотрудник, о чем-то говоря по рации.

Засмотревшись, я чуть не наткнулся на терапевта Фомичева. Его морщинистое, помятое возрастом и алкоголем лицо, было необычно мрачным, и от этого еще более морщинистым.

– Привет, Петрович. Что-то случилось? – обратился я к нему, с недоумением.

– Да полный п....ць! – ответил он, не глядя на меня и шевеля только губами, все остальное было совершенно неподвижно.

– Это как?

Он, слегка дернувшись, вышел из какого-то ступора и посмотрел на меня.

– В начале десятого, приехала скорая… Смотрю две фельдшерицы на каталке везут мужика. Вот этого козла – он кивнул головой в сторону задержанного в наручниках, которого уже выводили на улицу – лежит себе на спине неподвижно и смотрит бессмысленным взглядом перед собой. Я спрашиваю: на кого везете? А они: не волнуйтесь, не к вам. "А куда?" "В реанимацию, минуя." "И с чем – интересуюсь – если не секрет?" А они: "кома не ясного генеза." Я говорю: "какая же здесь кома, у него глаза открыты, и вообще судя по виду здесь, сто пудов, психиатрия" Они, возмущенно так: "он не на что не реагирует" и дальше прутся к вам в отделение. Такие дуры!.. Я их давно знаю. Бывало, в сопроводках, такие диагнозы, писали, хоть стой, хоть падай. Им скажешь: чего же вы такую чушь пишите? А они, лыбятся и отвечают: вы тут, в стационаре, все такие умные, возьмете и разберетесь. Короче, мужик по ходу, психически больной, просто лежал на земле, и ни с кем не разговаривал. Прохожие и вызвали ноль три.

У меня в груди заныло еще сильнее, от нарастающего неприятного предчувствия.

– У него вид душевнобольного, сразу видно – я старался говорить ровно, но голос все равно дрогнул.