Сиасет-намэ. Книга о правлении вазира XI столетия Низам ал-Мулька

Рассказ относительно этого. Передают, что был такой обычай у царей Аджама; в дни Михрджана и Науруза[82] государь делал общий прием, никому не было запрещения. За несколько дней он приказывал всенародно провозглашать: „приготовьтесь к такому-то дню“; каждый успел устроить свои дела.[83] Когда приходил назначенный день царский глашатай вставал за воротами базара и кричал: „Если кто помешает в этот день нуждающемуся, царь не станет печься о крови того человека“. Затем царь брал заявления от людей,

|39|

складывал их около себя, проглядывая по одному. Если случалось, что было заявление, в котором заключалась жалоба на самого царя, царь вставал, сходил с трона и, требуя правосудия, опускался на колени перед главным мубадом,[84] что значит на их языке судья судей, и говорил: „Прежде всех решений разреши дело этого человека со мною, не проявляя ни лицеприятия, ни предпочтения“. Тогда объявлялось: „У кого существует тяжба к царю, все садитесь на одну сторону, ибо ваши дела будут первыми“. Потом царь говорил мубаду: „Нет большего греха перед всевышним, чем прегрешения государей; за благодеяния, оказанные им всевышним, они обязаны оберегать народ, творить справедливость, укрощать притеснителей. Если шах несправедлив, то и все войско будет несправедливо; люди забудут бога, окажутся неблагодарными за благодеяния; их постигнут забвение и гнев божий; не пройдет много дней, как мир разрушится, а они за злосчастие своих преступлений все будут убиты, переведутся цари в том доме. О, мубад, знающий бога! берегись пристрастия ко мне, чего бы всевышний не потребовал с меня, с тебя спрошу, это — на твоей ответственности“. После мубад судил; если в споре между царем и истцом, последний оказывался правым, он давал ему удовлетворение; если кто предъявлял ложные притязания к царю и не имел доказательств, то мубад приказывал подвергнуть его суровым наказаниям, каким должен подвергаться всякий, кто выискивает пороки в царе и государстве, проявляя свою дерзость. Когда царь оканчивал с тяжбой, он снова возвращался на трон, возлагал на голову корону и обращался к благородным и приближенным; „Я начал с самого себя, дабы у вас прекратилась страсть к притеснению кого-либо. Итак, удовлетворите теперь всякого, кто обижен вами“. В этот день тот, кто был ближе к царю, становился дальше; кто был сильнее, становился слабее. Так было от времени Ардашира до дней Иездеджерда.[85] Иездеджерд изменил обычаи предков, ввел правило чинить

|40|

в мире несправедливость, положил плохие законы. Люди впали в нечестие, распространились ненависть и проклятие. Вот в его ставку вбежал неожиданно неоседланный конь; конь был таких статей, что находившиеся там благородные признали его превосходным; все старались схватить его, но никто не мог схватить, пока конь не подошел к Иездеджерду и не встал тихо у дверей ставки. Иездеджерд сказал: „Встаньте поодаль! Это — подарок, который посылает мне всевышний“. Затем он поднялся, тихонько подошел к коню, схватил его за гриву, погладил рукой по морде, а потом точно так же ниже, по спине. Конь не двигался, был совершенно спокоен. Иездеджерд, потребовав седло и узду, взнуздал его, положил седло, туго затянул подпругу и только что собирался перекинуть подхвостник, как конь вдруг лягнулся, ударил его в сердце, убил на месте и умчался вон. Никто не мог его схватить, никто не знал откуда он пришел и куда делся. Люди сошлись на том, что это был посланный всевышним ангел, чтобы освободить их от притеснений.[86]

Рассказ в том же смысле. Рассказывали, что Умара сын Хамзы сидел в собрании халифа Васика в день разбора жалоб на обиды. Один человек поднялся и сказал, что он потерпел притеснения от Умара, пожаловался на него: „Он захватил мой земельный участок насилием“. Повелитель правоверных приказал Умара: „Встань против истца и предъяви свои доказательства“. Умара ответил; „Я — не противник ему. Если его земельный участок находится у меня, я отдаю ему. Я не встану с того места, которым удостоил меня халиф, посадив на него, и не могу нанести урона своему сану и чину из-за какого-то земельного участка“. Все вельможи одобрили его высокое великодушие.[87]