Палач, находящийся на службе и живущий обыкновенно в остроге при гауптвахте (в особом помещении), пользуется полнейшим уважением всех арестантов. При встрече с ним схватываются с бритых голов шапки; его зовут не иначе, как по имени и по отчеству. Их фамилии, как исторические имена, уходят в потомство. В честь московского палача Бархатова все последующие заплечные мастера, поступившие в это звание из не помнящих родства, предпочитают выбирать себе эту фамилию (по Сибири большая часть палачей Бархатовы, некогда все палачи были Бархатовы). Если про себя позволяют еще себе арестанты обзывать мастеров полуименем (Кирюшка, известный петербургский палач, отсюда и кирюшкина кобыла, место казни на языке современных мазуриков, Изоська-сибирский, Криворотый и проч.), то в глаза палачу оказывается такое почтение от всех арестантов, что люди эти успевают забаловываться до высокого мнения о себе, на манер господских кучеров и столичных швейцаров. Палач перед начальством всегда чем-то недоволен, всегда на что-нибудь жалуется и чего-нибудь просит, как обязательной льготы. Между тем на палача уделяет арестантская артель из пожертвованного и благоприобретенного все: булки, чай, сахар, вино и проч. Сверх того, в хорошо организованных тюрьмах на палача от арестантской общины полагается по полтиннику в месяц за каждого наказуемого. Часть тех денег, которые бросает народ на одежду наказуемому, уделяется также палачу под особым именем "рогожки, полурогожки" и проч. Сердитый сердцем палач (каковыми, по опыту ссыльных, бывают солдаты и поповичи: "крошат и ломят без зазрения совести"), сверх обусловленного обычаем, старается вымогать.
Вообще палачам деньги доставались легко: палачу стоило пройтись по базару, например на пути к месту наказания, чтобы всякий крестьянин дал ему грош или пятак, как бы в виде задатка и по приказу пословицы, повелевающей от тюрьмы и от сумы не отказываться, и по требованию самого палача, сказывавшего у каждого воза: "Давайте к
Если приходится наказывать кого-либо из почетных тюремных сидельцев, из артельных любимцев, тот же староста или сам приговоренный шел по казармам с "имянинною кружкою" (первою подвернувшеюся под руку посудиною) и собирал. Сбор такой называется "подарком почетных старожилов". Вообще от этих подарков палачам жилось хорошо: люди эти на большую половину свою хорошо откормленные, сытые, жирные, толсторожие; хорошо высыпаются, хорошо отгуливаются, хотя и под конвоем, и вообще пользуются хорошим здоровьем. Единственная болезнь, на которую они чаще всего жалуются, — полнокровие, прилив крови; единственный недуг, который они испытывают, — тоска и скука. Многие серьезно жалуются на то, что им не дают работы. Бережливые успевают даже накопить достаточное количество денег. Во всяком случае, по окончании срока службы, если палачей, вообще очень наклонных к побегу, успели удержать и не выпустить на волю, они выходят на волю и деньгами могли бы начинать там более обеспеченную жизнь; но дело в том, что отливаются волку овечьи слезы.
Поселенные в волостях на правах государственных крестьян палачи — самые несчастные люди не только в местах Тобольской губернии, где выдумали было селить их кучкою, но и повсюду. Из волости не дозволяют им выходить. Взрослые соседи-крестьяне гнушались разделить с ними кусок хлеба, посадить их за стол; женщины боялись поделиться с ними хозяйственным запасом, считая прикосновение их руки осквернением, взгляд, брошенный на них, нечистым, требующим особого очищения и молитвы Ивану Воину.[81]
Мальчишки не упускали на улицах случая, чтобы не потравить проходящего приселенца из палачей. Ни купить, ни продать бывшие палачи ничего не могли, и самая жизнь их на воле являлась хуже каторжной. Некоторые сознательно бежали и в бегах делали преступления исключительно и намеренно для того, чтобы попасть именно на каторгу. Только там они могли еще избегать крайней степени позора.[82] Устаивали немногие, но ни один еще из палачей не женился на сибирячке. Члены экспедиции, в конце 60-х годов снаряженной сибирским отделом географического общества в Туруханский край, нашли там русских поселенцев отунгузившимися. Отцы этих метисов были русские люди, матери — тунгуски. Большая часть потомков носят фамилию Бархатовых; все это потомки палачей, приходящих из бегов с волчьим именем и называющихся фамилиею знаменитого московского ката.