Сибирь и каторга. Часть первая

Несомненно, что сочинение этих песен принадлежит каким-нибудь местным пиитам, которые пустили их в толпу арестантов и занесли, таким образом, в цикл тюремных песен. Не задумались и арестанты принять их в руководство: благо песни в некоторых стихах близки к общему настроению духа, намекают (не удовлетворяя и не раздражая) о некоторых сокровенных думах и, пожалуй, даже гадательно забегают вперед и кое-что разрешают. Не гнушаются этими песнями арестанты, потому что требуют только склада (ритма) на голосе (для напева), а за другими достоинствами не гоняются. Такова, между прочим, песня ссыльных, любимая ими:

Уж ты, матушка Рассея,Выгоняла нас отцеля; (2-жды)Нам отцеля (отселя) не хотелось, (2-жцы)Сударушка не велела, (2-жды)Любить до веку хотела. (2-жды)Как за речкой за Дунайкой, (2-жды)Красные девушки там гуляли,Промежду собою речь говорили,Все по девушке тужили:— Что на девушку за горе,

Что на красну за такое?С горя ноженьки не носят,Белы ручки не владают;С плеч головушка скатилась,По кроватке раскатилась,Дружка милого хватилась.

Однако некоторым достоинством и даже искусством, обличающим опытного стихотворца, отличается одна песня, известная в нерчинских тюрьмах и предлагаемая как образчик туземного, сибирского творчества. Песню подцветили даже местными словами для пущего колорита: является омулевая бочка — вместилище любимой иркутской рыбы омуля, во множестве добываемой в Байкале и, в соленом виде, с достоинством заменяющей в Сибири голландские сельди; слышится баргузин, как название северо-восточного ветра, названного так потому, что дует со стороны Баргузина и замечательного тем, что для нерчинских бродяг всегда благоприятный, потому что попутный. Наталкиваемся в этой песне на Акатуй — некогда страшное для ссыльных место, ибо там имелись каменные мешки и ссыльных сажали на цепь, Акатуй — предназначавшийся для безнадежных, отчаянных и почему-либо опасных каторжников. В середине песни вплываем мы и в реку Карчу — маленькую, одну из 224 речек, впадающих в замечательное и знаменитое озеро-море Байкал.

Славное море, привольный Байкал!Славный корабль — омулевая бочка!Ну, баргузин, пошевеливай вал,Плыть молодцу недалечко.Долго я звонкие цепи носил,

Душно мне было в горах Акатуя!Старый товарищ бежать пособил:Ожил я, волю почуя.Шилка и Нерчинск не страшны теперь,Горная стража меня не видала,В дебрях не тронул прожорливый зверь,Пуля стрелка миновала.Шел я и в ночь, и средь белого дня,Вкруг городов я просматривал зорко,Хлебом кормили крестьянки меня,Парни снабжали махоркой.

Весело я на сосновом бревнеПлыть через глубокие реки пускался,Мелкие речки встречалися мне —Вброд я чрез них преправлялся.У моря струсил немного беглец:Берег крутой, а и нет ни корыта.Шел я Карчой и дошел, наконец,К бочке, дресвою замытой.Нечего думать — Бог счастье послал:В этой посуде и бык не потонет;Труса достанет и на судне вал,Смелого в бочке не тронет.

Тесно в ней жить омулям —Мелкие рыбки, утешьтесь словами:Раз побывать в Акатуе бы вам, —В бочку полезли бы сами.Четверо суток ношусь по волнам,Парусом служит армяк дыроватый,Близко виднеются горы и лес:Мог погулять бы и здесь, да бесТянет к родному селенью (конца нет).

Вот, стало быть, и барин какой-то снизошел подарком и написал арестантам стихи, на манер столичного способа, к которому прибегали стихотворцы и водевилисты, желавшие приголубить и задобрить трактирных половых, банщиков и клубных швейцаров.

Около той же темы ходил и автор следующей, так называемой бродяжьей песни.