Николай Тихонов

СИБИРЯК НА НЕВЕ

Рассказы

Блокадные времена

Блокадные времена — это небывалые времена. Можно уходить в них, как в нескончаемый лабиринт таких ощущений и переживаний, которые сегодня кажутся сном или игрой воображения. Тогда это было жизнью, из этого состояли дни и ночи.

Война разразилась внезапно, и все мирное пропало как-то сразу. Очень быстро гром и огонь сражений приблизились к городу. Резкое изменение обстановки переиначило все понятия и привычки.

Трамвайный вагоновожатый, ведя из Стрельны трамвай, взглянул направо и увидел, как по шоссе, которое шло рядом с ним, его догоняют танки с черными крестами. Он остановил вагон и вместе с пассажирами по канаве начал перебираться через огороды в город.

Непонятные жителям звуки раздались однажды в разных частях города. Это рвались первые снаряды. Потом к ним привыкли, они вошли в быт города, но в те первые дни они производили впечатление нереальности. Ленинград обстреливали из полевых орудий. Было ли когда что-нибудь подобное? За всю с лишком двухвековую историю города — никогда.

Странно было подумать, что в местах, где гуляли в выходные дни, где купались на пляжах, и в парках идут кровопролитные бои, что в залах, например, дворца в Петергофе дерутся врукопашную и гранаты рвутся среди бархата, старинной мебели, фарфора, хрусталя, ковров и книг, в шкафах красного дерева, на мраморных лестницах, что снаряды валят клены и липы в священных для русской поэзии аллеях Пушкина, а в Павловске эсэсовцы вешают советских людей.

Но над всей трагической неразберихой грозных дней, над потерями и известиями о гибели и разрушениях, над тревогами и заботами, охватившими великий город, все же господствовал гордый дух сопротивления, ненависти к врагу, готовности сражаться на улицах и в домах до последнего патрона, до последней капли крови.

Человек шел глухой зимней ночью по бесконечной пустыне. Все вокруг было погружено в холод, безмолвие, мрак. Человек устал, он брел, вглядываясь в темное пространство, дышавшее на него с такой ледяной свирепостью, точно оно задалось целью остановить его, уничтожить.

Человек был в шинели, в шапке-ушанке. Снег лежал на плечах. Ноги плохо повиновались ему. Тяжелые думы одолевали.

Нс было ни домов, ни людей. Не было иных звуков, кроме тяжелых порывов ветра. Шаги тонули в глубоком снегу и заглушались непрерывным свистом ветра, переходившим в рыдания и вой. Человек тащился по снегу, и чтобы подбадривать себя, давал волю воображению.

Он сам себе рассказывал необычные истории. То ему казалось, что он полярник, идущий на помощь товарищам в необъятных просторах Арктики, и где-то впереди бегут собаки, и сани везут продукты и топливо, то он внушал себе, что он участник геологической экспедиции, которая должна пробиться сквозь ночь и холод к своей цели…

Во всем этом он находил силы, подбадривался и двигался, смахивая с ресниц мокрый снег.

В перерыве между рассказами он вспоминал виденное днем, но это уже не было плодом его воображения. На мосту у Летнего сада, захлебываясь кашлем, стоя, как римлянин, умирал какой-то древний на вид старик, но он мог быть и человеком средних лет — просто над ним поработала рука такого скульптора, как голод. Около него суетились такие же изможденные создания, которые не знали, что с ним делать.

…Прохожий начал рассказывать себе новый рассказ. Надо выдумывать поинтереснее, иначе идти все труднее и труднее.

…Он свернул вправо. Деревья пропали. Пустое пространство перед идущим выбросило из тьмы человека, который брел, как и он, спотыкаясь и часто останавливаясь, чтобы перевести дух.

Может быть, это просто усталость играет шутки? Раздражение глаз? Кто может в такой час ходить по городу? Прохожий медленно приближался к идущему впереди.

Нет, это не призрак из исчезнувшего города. Это шел человек, который нес на плече что-то, маячившее белыми блестками. Прохожий никак не мог понять, что это блестит на спине. Он приблизился, употребив большое усилие.

Теперь он видел, что человек несет мешок, плотный, белый, с блестками, потому что это мешок из-под известки. Но что в нем? Он мог уже хорошо видеть мешок. Несомненно, в нем лежало человеческое тело. По-видимому, это была женщина. Он нес мертвую женщину, и при каждом его шаге ее тело в мешке как будто вздрагивало. А может, это была маленькая девочка, его дочка?

Прохожий остановился перевести дыхание. Остановить того, несшего мешок? Зачем? Что скажут друг другу два полумертвых человека рядом с мертвецом? И не такое увидишь нынче…

Призрачность и неправдоподобность окружающего были налицо. «Неужели вот так все и кончится? — проходило в сознании. — Никогда не будет больше света и тепла, а там, в домах, не останется никого, кроме неподвижно сидящих и лежащих в мертвых, темных стенах…»

«Нет! — воскликнул он мысленно, как будто обращаясь к тому, кто прошел только с мешком. — Я знаю еще одну историю. В ней много занимательного, она кончается хорошо, хотя и похожа на сказку. Она мне поможет, я начинаю…»