Читаем Сибирская эпопея XVII века полностью

Сохранить для потомков память о начале присоединения Сибири стремились уже в XVII в. летописцы, дав свою, во многом наивную трактовку событий. С XVIII столетия, когда история, став наукой, перестала объяснять «божественным промыслом» успехи и неудачи первопроходцев, ученые выявили, накопили и систематизировали огромное количество материала об освоении Сибири, положив его в основу различных, часто взаимоисключающих концепций. Уже в начале нашего столетия было замечено, что «ни один сюжет в истории русской колонизации не возбуждает в такой степени научного интереса, как занятие и заселение русским народом Сибири» [81, с. 289]. Этот интерес особенно возрос в годы Советской власти, а за последние полвека в изучении сибирского прошлого было сделано больше, чем за предыдущие два с половиной столетия. И тем не менее еще очень многое из того, что связано с первыми шагами русского человека по сибирской земле, неясно или изучено лишь в самых общих чертах. История этого сурового, древнего, но вместе с тем молодого и прекрасного края хранит еще немало неразгаданных тайн.

Автор данной работы, естественно, не претендует на их раскрытие, как и на решение всех спорных, или недостаточно изученных вопросов. Полное и всестороннее освещение темы также невозможно в издании такого объема. Свою задачу автор будет считать выполненной, если ему удастся, обобщив основное, что достигнуто к настоящему времени в изучении первого столетия освоения русскими Сибири, привлечь внимание читателей к тем сторонам колонизационного процесса, которые представляются на современном этапе его изучения наиболее интересными и важными.

Глава 1. Страна Сибирь



Не мерена вдоль и не пройдена вширь,

Покрыта тайгой непроезжей,

У нас под ногой разостлалась Сибирь

Косматою шкурой медвежьей.

Пушнина в сибирских лесах хороша

И красная рыба в струях Иртыша!

Мы можем землей этой тучной

владеть,

Ее разделивши по-братски… Дмитрий Кедрин. Ермак


Сибирью сейчас называют часть Азии от Урала до горных хребтов побережья Охотского моря, от Северного Ледовитого океана до казахских степей и Монголии. В XVII столетии понятие «сибирской украйны» охватывало, однако, гораздо более значительную территорию: в нее включали и уральские, и дальневосточные земли.

Эта гигантская страна, в полтора раза превосходящая по размерам Европу, всегда поражала суровостью и вместе с тем удивительным разнообразием природных ландшафтов. Бескрайнюю пустынную тундру по мере движения к югу сменяют непроходимые «черные» леса, протянувшиеся на тысячи километров по основной части сибиркой территории, составляя знаменитую тайгу — величественный и грозный символ этого края. На юге Западной и частично Восточной Сибири леса постепенно уступают место засушливым степям, замыкающимся цепью гор.

Почти всю территорию Западной Сибири занимает сильно заболоченная низменность. В Восточной Сибири рельеф резко меняется: это уже преимущественно горная страна с множеством высоких хребтов, с частыми выходами скальных пород. Ее «дебри непроходимые» и «утесы каменные» производили в XVII столетии наиболее сильное, даже жуткое впечатление на русского человека. Все это раскинувшееся от Урала до Тихого океана пространство пугало его своей дикой красотой, подавляло величием и… манило богатством. Леса, изобиловавшие пушным и иным зверем, реки, немыслимо рыбные, «пространные и прекрасные зело», «дебрь, плодовитая на жатву», «скотопитательные места» — обилие природных благ в Зауралье производило впечатление даже на лишенных практической сметки книжников XVII в. [18, т. 3, ч. 1, с. 17]. Можно представить, сколь чарующим было слово «Сибирь» для людей «торговых и промышленных»!

Что означает название «Сибирь»? Иной раз оно кажется современному человеку «громким и загадочным» [52, с. 28] и чаще всего связывается с понятием «север» (вспомним, у А. Твардовского: «Как свист пурги — Сибирь!»).

Относительно происхождения этого слова высказывалось много суждений: его пытались вывести из названия столицы Сибирского ханства, из русского «север» («сивер»), из различных этнических наименований и др. В настоящее время наиболее обоснованными являются две гипотезы (хотя, разумеется, и они имеют свои слабые стороны). Одни исследователи выводят слово «Сибирь» от монгольского «Шибир» («лесная чаща») и полагают, что во времена Чингис-хана так называлась монголами пограничная с лесостепью часть тайги; другие связывают термин «Сибирь» с самоназванием одной из этнических групп, возможно населявших, по некоторым косвенным данным, лесостепное Прииртышье («сабиров» или «сипыров»). Как бы то ни было, по распространение названия «Сибирь» на всю территорию Северной Азии было связано с русским продвижением за Урал с конца XVI в. [129, с. 3—17; 26, с. 5–8].


* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное