Сибирский беглец

– И тем не менее, Вениамин. Мотивация многое значит. Этим самым ты поможешь не только мне, но и многим другим людям. Разжевывать не буду, поверь, что это так. Ты парень способный, памятливый, наблюдательный. Обещаю похлопотать. Возможно, не быстро, возможно, не в центральные регионы и уж тем паче не в Москву. Будем реалистами. Но даю слово, что про тебя не забуду и из этого таежного дерьма вытащу. Новосибирск, Красноярск, Омск – посмотрим. Но не за красивые глаза твоей супруги, Вениамин…

– Да понял я, товарищ майор. – Худяков озадаченно замолчал, перекатывая что-то в голове. Так и уснул – не выходя из задумчивого состояния.

В лагере было спокойно. У костра уже никто не сидел. Догорала сучковатая головня. Бдительно несли службу посты на опушке.

Олег выбрался из мешка, переместился к костру, закурил. Дым от головни неплохо отгонял комаров.

С опушки донесся шум. Олег навострил уши, но ничего важного. Идущего по нужде сослуживца приняли за зэка и чуть не пристрелили. Злобно шипел сержант Бурмин, остальные хихикали.

Почему у него, действительно, проблемы с личной жизнью? С чего все началось? Женился. Не подумав, развелся. Претенденток – хоть отбавляй, на любой вкус и цвет. Но не тянет, не проскакивает искра. Та же Нина Витальевна из Красноярска. Умница, красавица, какое-то время даже хочется с ней просыпаться. Но что потом? Рубить концы, сбегать под покровом ночи, матерясь сквозь зубы и сгорая от стыда? Влюблялся только раз, и с тех пор – словно прививку сделали.

Истрия была грустной и поучительной. Девушку звали Ольгой Некрасовой, как и он, она по «комсомольской путевке» перешла на работу в Комитет. Это считалось почетно и ответственно. Хотя и пугала неизвестность. Это сейчас аббревиатура КГБ вызывает неоднозначную реакцию в обществе. Раньше не вызывала, туда рвались.

Ольгу он любил – она до сих пор стояла перед глазами. И она его любила – сердце ведь не обманешь. Чуть свободная минутка – бежали друг к другу. Собирались пожениться, даже день назначили. И что случилось?

О некоем воздыхателе Денисе Каморин знал, но не придавал значения. У какой прелестной барышни нет отставных воздыхателей? Насторожило, когда узнал, что бывший теперь работает в том же ведомстве и направление работы у них с Ольгой одно. Сам дурак, начал разбираться, вышла ссора. Потом случилась та дурацкая командировка, когда он просто утратил контроль. Когда вернулся, начальство известило: Ольга Некрасова выполняет государственное задание. И никакая она теперь не Ольга и тем более не Некрасова. В стране ее нет, и появится ли когда-нибудь, неизвестно. Теперь у нее другой спутник жизни, и самое лучшее в его положении – забыть ее. В противном случае в дело вступает одна из серьезных статей уголовного кодекса…

Все говорили, что прекрасно его понимают, но есть Родина и долг перед ней. Да ни хрена они не понимали! Несколько месяцев приходил в себя, ждал у моря погоды. Попыток выяснить, где Ольга, не предпринимал – такое и впрямь могло плохо закончиться. Подозревал, что пару отправили за рубеж на нелегальную работу. И теперь они семья. По любви или нет – неважно, Родину подобные мелочи не волнуют. И все, что было, надо просто вычеркнуть, стереть стирательной резинкой.

Это было сложно, но Каморин справился. Съездил по делам в Венгрию, вернулся через несколько месяцев. Зачерствел, избавился от эмоций, Ольгу изгнал из памяти. Любовь – это глупость, мешающая жить. Без нее проще, голова должна быть ясной и без всяких примесей.

И с тех пор неплохо зажил, ничто не мешало уходить в работу и добиваться результатов. К Ирине, ставшей впоследствии женой, испытывал неподдельную симпатию. Но не срослось, бывает. Однако точил иногда по ночам червячок, вспоминались бездонные насмешливые глаза, челка на глазах, от которой он был когда-то без ума. Гадал, стыдясь своих мыслей: как она там на чужбине? Работает, справляется, пустила корни? Нарожала детей, поди, своему Денису – таких маленьких непоседливых англосаксончиков…

Глава четвертая

Сегодня смотрелась в зеркало – долго и въедливо. Не понравилось. Решила это делать только в крайнем случае. Молодость спасалась бегством – как крыса с тонущего корабля. Ночью приснился Каморин – не рано ли? Точно такой же, как был одиннадцать лет назад – насмешливый, ироничный. Он много чего прятал за своей насмешкой и иронией. Как там у него в Сибири?

Покидая дом, я все же глянула в зеркало – не надела ли что наизнанку. Передернуло всю – реально Баба Яга в тылу врага. Утром съездила на кладбище, прополола могилку Дэна. Это было католическое кладбище – ни оградок, ни березок. В стороне какие-то склепы, странные скульптурные изваяния, ангелочки, подвергнутые тлену. В католичестве я не разбиралась, как, впрочем, и в православии – простительно для советского человека из интеллигентной семьи, получившего высшее образование.