В Америке я тоже особого идолопоклонства не наблюдала. Церкви работали, в них приходили, чтобы подумать, посидеть в одиночестве. По воскресеньям навещали храмы семьями, с покорными минами выслушивали проповеди. Мы тоже с Дэном приходили – раз в месяц, чтобы не выглядеть белыми воронами, с деланым интересом слушали священника, опускали понятливые лица. В протестантских церквях, посещаемых преимущественно темнокожими, было веселее. Те же дискотеки, танцы, хоровое пение – блюз, джаз, соул, роковые запилы…
Я побыла у могилки, пока Чакки носился по кустам и нервировал местных бурундуков. Дэн во сне не являлся, избавил меня от беспокойных ночей. А вот в дневное время я его видела везде. Он что-то забивал на чердаке, да так, что снаружи отваливались декоративные панели, и приходилось за ними бегать и подбирать. Катил груженую тележку из супермаркета к машине, при этом сквозь него проходили автомобили и пешеходы. Но это Дэна мало волновало, он улыбался. Он практически всегда улыбался, особенно на людях – выработал эдакий образ настоящего американца. То сидел в гостиной напротив меня, забросив ноги на стол, зевал и протирал очки. Первое время он часто тренировался, садился в кресло, задирал ноги на ближайшую поверхность, жаловался, что это неудобно и никакому русскому не придет такое в голову. Но надо уметь – мы теперь американцы. С чего он взял, что все поголовно американцы сидят, забросив ноги на стол, понятия не имею. «Шляпу купи, – советовала я. – Кольт и сапоги с набойками. Тогда к тебе точно ФБР не придет».
Я вернулась с кладбища, с унылой миной прошествовала от дорожки к дому, вспомнила, что забыла купить продукты. Ладно, буду дальше худеть – до полного абсурда. Я, наверное, единственная женщина в мире, которую беспокоит собственная худоба. По соседнему участку в миниатюрном бикини разгуливала Джесси Кабрера – что-то многовато сегодня на ней одежды. Супруг пропал – может, поссорились, может, по делам уехал. Я помахала ей рукой – Джесси сделала то же самое. На другой стороне дороги работал моторчик – пенсионер Гарри пилил дерево. Я постояла у альпинария рядом с прудиком – и то и другое безжалостно заросло травой. Надо как-нибудь в этом месяце найти время, чтобы ее выдернуть.
– Где была, Кристи? – Над кустом азалии выросла голова соседки Мэгги. Все привычно, бдительная гражданка на боевом посту.
– На кладбище, – сообщила я пронзительную правду.
– Понимаю, – вздохнула соседка. – И как там?
– Не очень весело.
– Да, твой Дэн был такой хороший парень… Но ты не расстраивайся, хорошо?
– Хорошо, – кивнула я.
Замечательный совет. Подобные советы может раздавать только милашка Мэгги, смутно представляющая, что такое семейная жизнь. До 1978 года она проживала с невыносимой старушкой-мамой, и как жаль, что старушка наконец-то преставилась.
Общаться с соседями в это мрачное утро совершенно не хотелось. Даже солнце светило как-то мрачно. Беспокоило что-то, предчувствия выбирались из подсознания и начинали точить. Я перемыла посуду, затем еще раз, протерла пол на кухне – затем повторно, после того как по нему пробежал вернувшийся с прогулки Чакки. Решила не ждать следующего месяца и отправилась бороться с травой. Недоверчиво поглядывала из азалии Мэгги: что это с ней? Просигналила, проезжая мимо, соседка справа Кларисса Старк – дескать, горячий привет бойцам трудового фронта. Машину занесло, но Кларисса спохватилась, и рыжий кот, собравшийся перейти дорогу, с визгом отскочил в сторону. Мне бы такого ангела-хранителя.
Напротив участка ветерана всех войн Гарри остановился черный «Остин» с хромированной решеткой радиатора. Опустилось стекло, водитель устремил взгляд в мою сторону. Екнуло сердце. Но я не подала вида, продолжала на корточках бороться с травой.
Это был темнокожий мужчина в темных очках и с аккуратной стрижкой. Я демонстративно села к нему спиной, но через минуту все же не выдержала, обернулась. Темнокожий включил передачу, и «Остин» бесшумно двинулся по дороге. Показались задние номера. На зрение я не жаловалась – эти номера мне ни о чем не говорили. Их выдавали точно не в штате Вирджиния.
Я ушла в дом и заперлась. Неприятности скапливались, топтались за порогом. Я продолжала заниматься хозяйственными делами. Скулил Чакки – животному приспичило погулять. Я выпустила пса на лужайку и снова заперлась. Снаружи доносились звуки яростной возни, рычание. Похоже, Чакки нашел себе компанию. Я выглянула в окно. Это оказался всего лишь енот, по неосторожности забредший на мой участок. Полосатое животное с отчаянным писком метнулось в кустарник, Чакки отважно бросился за ним. Минут через пятнадцать он вернулся в дом, изрядно помятый, но непобежденный.
День прошел бездарно. Если бы не трава у дома, то и вспомнить нечего. На ужин были сырные палочки с гренками, у Чакки – собачий корм. В принципе, одно и то же. Питомец сладко посапывал на коврике под дверью, я пыталась уснуть на втором этаже – чтобы раньше встать и подольше ничего не делать.