— Ты не женишься?
Сибирский хотел соврать ради цели, но остановился.
— Обещаю, что теперь обо всем подумаю. У меня еще есть длинных 5 часов.
Сибирский ухмыльнулся, посмотрев на Кузнецову. И заговорил, всю правду.
— Обещай не чудить и просто поднять руки. Я не хочу, чтобы тебя убили, я запишу с тобой интервью. Получу премию, и может быть даже стану директором программы. А вот про женитьбу, я действительно не решил. Спасибо.
— Да. Давай поговорим.
Она кинула пистолет. Подняла руки вверх, так высоко чтобы у Кузнецовой не возникли сомнения. Короткостриженая в черном мужском худи, она смотрелась молодым птенцом, запутавшимся в силке. Бабочкой, которая пьет слезы птиц. Но в глазах сожаления не было. Будто она вновь придумала себе очередную цель, сумасшедшую.
Хлопья снега опять повалили, словно кто-то вытряхивал перьевую подушку с неба. Каша на дорогах заставляла машины вилять задом, словно манекенщиц. АBC-ка то и дело отстукивала страшные ритмы, жестянщики потирали руки, в ожидании большого приплыва народа.
Таксист довез до ЗАГСа за несколько минут до церемонии. Денис, как и обещал, долго думал над словами Вики, но не мог решиться. Неуверенность, порожденная трагедией в семье, обычно решалась с помощью фантазерства и вранья. Теперь врать было нельзя. Некому. Только себе. Сибирский поручкался с Лириком у входа и тот проводил его в комнату, где висел костюм. Ни сказав ни слова он жестами выгнал всех и остался один. Скинув мокрую одежду, он надел белую рубашку. Натянул черный, слегка блестящий, модный по провинциальным меркам костюм. Обреченно посмотрел на фиолетовый галстук, стянул его с вешалки, подошел к зеркалу, которое было между окнами.
Под окном затарахтела старая «классика». Дэнчик выглянул из-за шторки. Седовласый короткостриженый высохший старик вылез из передней двери, наклонился, что-то сказал водителю. Выпрямился и оперся на дверь, собираясь ее захлопнуть. Но не спешил. Он посмотрел вверх откуда на него глядели глаза сына.
Сибирский узнал отца. Узнал добрый строгий взгляд, крепкие руки, которые держали его тогда, когда он был готов упасть и разбить голову. Вспомнил голос, который всегда требовал говорить и делать только то, что считаешь правдой.
— Пора, — раздался голос сестры.
ИНТЕРВЬЮ
Писать фильм не пришлось, канал заказал только 48 минут интервью с убийцей. Сказали, что остальной видеоматериал используют после приговора. Мишане пришлось арендовать еще три камеры и зазвать стрингера. Сибирский был полноценным участником шоу. Камеры выставили восьмеркой, поставили свет. Алина подбежала, чтобы промокнуть пот. Свадебный костюм, уже без галстука, сидел на Денисе презентабельно.
Завели Вику. Она заулыбалась, подмигнула Алине и уселась на кресло, звякнув наручниками. Она внимательно наблюдала за Мишаней и ничего не говорила, хотя по глазам было видно, как ее распирает от той язвительности и сексуальности, к которой она привыкла. Свет скрыл ее появившиеся первые морщины возле глаз, Алина припудрила щеки, чтобы они совсем не выглядели впалыми и бледными. Подмазала губы помадой. Можно было начинать и Мишаня сделал три хлопка возле камеры.
— Спасибо, что согласилась поговорить, я тебе честно скажу, было не легко. Поначалу я обрадовался, но вспомнив, как ты меня три, нет— четыре раза чуть не убила, разозлился. Я был зол.
— Я не хотела лишних жертв. Ни смерти Кузнецовой, ни твоей, ни еще чьей-либо. Вот Мишаниной, например. Ты, как Пучков, как и Снегирев, мешали мне довести дело до конца. Их я убила. Тебя, к сожалению, не смогла. Извини.
— Нет.
— Ты так и не поумнел, я смотрю.
Кисть Сибирского была загипсована, и он не смог сжать ее в кулак.
— Лучше помолчи. Я все расскажу сама.
Вика посмотрела на Сибирского, на Алину и Мишаню. Серов стоял у двери, охраняя порядок.
— Мы познакомились с Крапивиной, когда я пришла на прием с бывшим мужем, гражданским, с Женькой Кузнецовым. Я сама была почти психологом. Три курса все-таки. И потащила Женьку, я никак не могла понять, почему у нас не складывалось. Но все оказалось, как и у всех, банально и универсально. Сам никогда не увидишь. Надо чтобы тебе показали. Понимаешь? Живет пара, но они не видят очевидных вещей, которые из раза в раз не дают им страстно заниматься любовью. У всех свои тараканы, но они есть, а пары их не видят. Для меня вот этим бревном в глазу оказалась боль, которую я подавляла.
— История, которую ты мне рассказала, про шрам Крапивиной и ее изнасилование, это же твоя боль?
— Отчим воспользовался мной, когда мне было 14. Аборт. В 16 я училась в колледже. Трое из общаги. Аборт. Кузнецов заставил сделать меня уже третий — последний.
— Мне кажется, тебя трудно заставить.
— Ты прав, уговорил, он же и Кузнецову как-то уговорил, и еще наверняка кого-то. Он умел убеждать. А я умела подчиняться, да и знала, что такое аборт. Думала еще раз прокатит, но… Мне было страшно рожать. Страшно, что я стану такой же плохой матерью, как моя.
— Сестра, у тебя была сестра. Ты и ее убила?