Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш

В предании тобольских гагар аналогичная ситуация сопровождается иной игрой слов. Один из отрядов ханского войска пожелал задержаться, чтобы посмотреть на налимов, которых воины регулярно ловили; Кучум нарек их кордаками, от корды — «налим». Другой отряд решил немного подождать, за что был прозван туралы, так как, по словам хана, «вы хотите ждать» (тура-турсангыс). Третий отряд попросил немного подождать с переселением, за что стал называться «аялы» (от аял— «отсрочка»). Наконец, четвертый отряд, тоже пожелав задержаться, пообещал догнать Кучума. Тот ответил: «Когда вы говорите нам "идите", то пусть ваше имя будет Бараба (бармас

— "не идти")»; вариант: «Так как вы говорите нам "уходите" (баратырын), то да будет ваше имя Бараба»[101]. Остроумное обыгрывание в народной фантазии топонимов и этнонимов иллюстрирует здесь отголоски реальной исторической ситуации.

Все эти легендарные сюжеты, имеющие явную задачу народно-этимологического объяснения местных названий, сходятся в том, что племена Юго-Западной Сибири отказали Кучуму в активной поддержке. Правда, речь здесь велась не о поддержке вооруженной борьбы с «неверными», а об уходе вместе с ним в чужие края.

Тюрки Томского Приобья находились слишком далеко от мест описываемых здесь событий и едва ли занимали заметное место в политике Кучума. Л.П. Потапов предположил, что князь татар-еуштинцев Тоян в период самостоятельности Сибирского юрта являлся ханским ставленником для надзора и сбора ясака с местных кочевников. Н.А. Томилов справедливо усомнился в этом, посчитав томские племена независимыми от искерского правителя[102]

. Мнение А.В. Матвеева и С.Ф. Татаурова близко к интерпретации Л.П. Потапова, так как они считают городок Тон-Тура одним из «областных центров» Сибирского ханства и включают область томских татар в границы этого государства[103]. Татарское предание гласит, что Кучум на своем пути к месту будущего Искера отрицательно отозвался о «стране на Томи» (в ней много-де лощин и ям, таящих угрозу для детей и скота) и не захотел там оставаться[104]. Тоян признал российскую власть в 1604 г.

Полагаю, что на таком отношении к «казачествующему» монарху могли сказаться некоторые обстоятельства его воцарения двадцатилетней давности и последующего правления.

К другому краю Сибирского юрта примыкала Башкирия. Выше приводились воспоминания калмыков о кочевании Кучума в «Коратабыни». Табынское объединение занимало обширные земли на Южном Урале. В числе шести составлявших его племен собственно табынцы включали девять родов, четыре из которых проживали в Зауралье, и самым многочисленным из них был род кара-табын, давший имя волости[105]

. Кара-табынские башкиры имели репутацию самых преданных сторонников Кучума[106]. Данные о непосредственном участии табынцев в военных предприятиях хана мне не попадались. Но об их совместном с ним кочевании можно судить по грамоте от уфимского воеводы тобольскому 1601 г., где упоминается о приходе в Кара-Табынскую волость двадцати башкирских семей, которые прежде были вместе с Кучумом[107]. Они явно вернулись на родину после смерти своего патрона. В ссоре с Кучумом и отъезде от него башкирские предания видят причину прикочевки в район Уфы легендарного Чингисида Тура-хана с 8000 или 80 000 кибиток[108]. Тем не менее именно кара-табынцы составили впоследствии относительно долговременную опору Кучумовичей в их противостоянии с русскими властями. Б.А. Азнабаев даже считает табынцев (заодно с башкирами-катаями, сальютами, сынрянами и терсяками) основой отрядов Кучума в конце XVI в.[109]

.

Наряду с политическими альянсами не исключена и давняя этнокультурная связь части башкир с тюркским населением Западной Сибири. В шеджере западного ответвления табынцев, получившего родовое название «иректс», говорится о «благородном предке», который некогда «обитал на берегах Тобола и Иртыша» и затем переселился на Южный Урал[110]. В другом табынском шеджере рассказывается, что переселение из Сибири было вызвано стремлением хана Чимга-Туры (Тюмени) полностью подчинить себе это племя. Одна часть его покорилась ханской воле, другая решила уйти на запад, где обрела пристанище на землях башкир-минцев[111]. В исследованиях последнего времени выявлена заметная роль табынских родоначальников (Майкы-бия и его потомков) в истории Сибирского юрта в золотоордынскую эпоху[112]. Таким образом, восточные табынцы, во-первых, были исторически связаны с Сибирским юртом как со своей прародиной; во-вторых, воспринимали тамошних ханов в качестве своих исконных и законных сюзеренов, обладающих правом на сбор ясака и мобилизацию ополчения.

Кроме того, память о связях с Кучумом сохранила другая племенная группа северо-восточных башкир — айле. Еще в XX в. айлинцы утверждали, будто «наш хан — Кучум» (вариант: «наш человек — Кучум»), делая логическое ударение на слове «наш»[113].