Сибирский ковчег Менделеевых

– Змеюка! – прошептала она. – Ведьма. Сыновей меня лишила. Одного поранила, другого в солдаты сдала. Будь ты проклята. Чтоб тебя вода не принимала, чтоб места ты себе на земле во век и отныне не нашла, чтоб покоя не знала. Ненавижу!

– Степанида, остановись, передаст кто ей слова твои, со свету ведь сживет. Подумай о себе.

– Сама виновата, коль таких сынков непутевых вырастила, – не согласилась с ней другая, – а теперь кусай локти, никто не поможет.

Та, не слушая их, плюнула в сторону обидчицы и ушла по направлению к селу. Вскоре разошлись и остальные женщины.

Со стороны леса глухо ухнул филин, от чего Мария Дмитриевна вздрогнула, глянула в воду и испуганно отскочила назад. Ей показалось будто она увидела в воде окровавленное тело Степана. Она хотела бежать домой, но тут увидела, что какой-то мужчина спускается по склону горы вниз и направляется в ее сторону. От этого она чуть было не закричала со страха, но тот голосом Ивана Павловича спросил:

– Ты не простудишься? Вечера еще холодные, шла бы в дом. Вот возьми, я тебе шаль принес.

Она чуть успокоилась, накинула на плечи шаль, но в дом идти ей не хотелось.

– Давно приехал? – спросила она мужа.

– Только что. Узнал от Вахрушева, помнишь такого? – она кивнула. – Так вот он теперь большой полицейский начальник и знает обо всем, что происходит в округе. Все мне и рассказал. А я и решил сюда приехать, узнать, может помощь какая нужна?

– Спасибо, дорогой. Считай, что справилась. Только не знаю, надолго ли сил моих хватит. Не простой здесь, народец, как оказалось, не робкого десятка.

– Это точно, – кивнул муж. – Давай присядем, вон бревно лежит, все не на землю.

Они так и сделали. Некоторое время сидели молча, потом Мария Дмитриевна призналась:

– Знаешь, мне вчера так страшно было, не могу словами передать.

– Это когда на вас возле мостика напали? Вахрушев мне рассказывал, но явно не все. И что там было на самом деле? Расскажи.

– Выскочили на нас из леса двое парней… один топор в руках держит, другой дубину…

– Я бы, наверное, тоже испугался. Не нужно было тебя одну отпускать, – вставил слово Иван Павлович.

– А чем бы ты помог? Нет, я сама справилась. Тогда страха не было. А вот сегодня ничего с собой поделать не могу. Страшно и все тут. Я же чуть человека не убила.

– Это как? Про это Вахрушев мне не говорил. Как ты его могла убить?

– Из ружья. Я с собой отцовский штуцер взяла, он в молодые годы с ним охотился, потом брат, вот он меня и научил из него стрелять.

– Даже не верится, – с удивлением, глядя на жену, проговорил Иван Павлович, – ты стре-ля-ла в человека?! Как ты могла?! Ведь ты – женщина?

– Я бы посмотрела, что б ты делал, когда на тебя с топором и дубиной бегут. Умирать, знаешь ли, мне почему-то не хотелось. Да и детей сиротами оставлять тоже не по мне. Это они заставили меня выстрелить. Я и сейчас говорю, не хотела никому зло причинить.

– Он хоть жив остался?

– Да, родители забрали, пуля в плечо угодила, глядишь, вылечат. Вернусь в город, направлю к ним доктора.

– А второй где, сбежал? Выходит, испугался тебя? – спросил серьезно, без улыбки Иван Павлович.

– Сбежал, но вчера его и поймали. Сегодня выпороли на конюшне и в полицию забрали. Обещала сдать его в солдаты. Пусть там ума наберется, послужит как положено.

– Да, ну и дела, – сокрушенно произнес Иван Павлович. – И что собираешься дальше делать, они же могут снова взбунтоваться. Тем более дети здесь, о них подумай.

– Ты, как я понимаю, хочешь, чтоб я все бросила и вернулась обратно ни с чем? Нет. Выходит, плохо ты меня знаешь. Не той я породы, чтоб на середине пути обратно повернуть. Никуда они от меня не денутся, побоятся бунтовать, закон на моей стороне. Не мной придуман. Братец мой либеральничал с ними, распустил, вот они и творят, что вздумается.

– Так они насильно работать не станут, коль народец тут такой. И ничем ты их не заставишь. Пустая затея. Сидела б дома, а то вообразила себя воительницей: ружье в руки, и все тебя слушаться должны после этого? Да на Руси испокон веку бабы дома сидели, а ты тут…

Мария Дмитриевна не дала ему закончить фразу, соскочила с бревна и свистящим шепотом вымолвила:

– Не смей называть меня бабой, никогда ей не была и не буду. Надо еще разобраться, кто из нас баба, а кто мужик. Если что не нравится, езжай обратно в город. – После чего она круто повернулась и, не оглядываясь, пошла в гору.

Глава восьмая

…После того как полицейские увезли в город Стеньку Мальцева, село как-то не по-доброму затихло. Мария Дмитриевна ощущала в сложившейся ситуации грозное предупреждение, не предвещавшее ничего хорошего. И хотя внешне вроде как ничего не изменилось, и мужики все также ходили на работу, лопнувшие плавильные горшки заменили новыми, вновь разожгли печи, с карьера шли телеги с песком, а из леса везли древесные стволы для топки, но вот тот же Лука Иванович стал не столь словоохотлив и мастера в гуте прекращали разговоры, стоило ей лишь показаться на пороге. Все это говорило о произошедшей перемене среди фабричных людей.