И вот по прошествии многих лет Петр Александрович Жилин решился через Марию Дмитриевну узнать, не согласится ли его бывшая возлюбленная пойти с ним под венец, с чем и обратился к своим давним тобольским друзьям Менделеевым.
Мария Дмитриевна несколько раз прочла его письмо и решила ответить ему отказом, не желая выступать в роли свахи, а тем паче сводней. Но потом в ней что-то шевельнулось, и она подумала, что это и есть христианский долг, состоящий как раз в том, чтоб соединять людские сердца. И тогда она решительно села за письмо к Павлуцкой.
Через несколько дней она получила ответ от Марии Александровны с отказом и нежелании даже вспоминать о ее бывшем женихе, о чем Мария Дмитриевна тут же сообщила Жилину. Зато Павлуцкой по непонятной для себя причине написала довольно длинное послание о долге женщины перед богом и людьми. А в конце предложила той навестить ее в Аремзянах. На это та дала свое согласие и обещала непременно заехать в ближайшие дни.
После Покрова, когда снег надолго устлал ухабистые деревенские дороги, крытый возок остановился на Аремзянском взгорье, возле господского дома. Из него вышли две барышни средних лет: Мария Александровна Павлуцкая и ее подруга, проживающая последние годы в ее именье, – Екатерина Федоровна Непряхина. Если Мария Александровна была женщиной живой, подвижной, с озорными глазами и вздернутым носиком на утратившем девичью свежесть лице, то ее подруга как бы несла свою высокую статную фигуру и смотрела на мир с излишней строгостью и пристрастием. Даже то, как она прижимала локти к телу, спрятав пальцы в бархатную муфту, чувствовалась ее причастность к праведному, монашескому образу жизни. Об этом же говорило и ее изможденное долгими постами худое лицо.
Если Павлуцкая первая выскочила из возка и тут же начала оглядываться по сторонам, то Непряхина степенно поставила на запорошённую снегом землю, сперва одну ногу, перекрестилась, и лишь потом вынула другую и осталась так стоять, ожидая, когда навстречу им выйдет хозяйка дома. Павлуцкая тут же начала что-то весело щебетать, обратившись к ней, а увидев вышедшую на крыльцо Менделееву, приветливо помахала той рукой.
В доме их ждали нарядно одетые дети, с интересом разглядывающие приезжих. Девочки сделали книксен, а Ваня с серьезным видом щелкнул каблучками и чуть картавя произнес:
– Здравствуйте.
Павлуцкая, тронутая этой сценкой, расцвела и кинулась целовать младших девочек, спрашивая, как кого зовут. Те смущенно отвечали, а когда очередь дошла до Вани, он без запинки назвал себя:
– Иван Иванович, – и чуть подумав добавил: – Менделеев буду.
Непряхина же смотрела на все происходящее, не сходя с места, а потом неожиданно сделала знак Апполинарии и отозвала ту в сторону. Затем извлекла из муфты ладанку на шелковом шнурке и повесила ей на шею со словами:
– Храни тебя господь.
Мария Дмитриевна несколько озадаченная таким вниманием к своей средней дочери, ничего не сказала, но сочла за лучшее проводить их в небольшую гостиную, куда выходили двери остальных комнат. Там они, не сняв верхней одежды, расположились на низких креслах, сохранившихся со времен прежних хозяев.
– У вас очаровательные дети, – с улыбкой отметила Павлуцкая, – как вам удается с ними справляться?
– С божьей помощью, – со вздохом ответила Мария Дмитриевна, – если бы не фабричные заботы, могла бы уделять им больше времени. А так зачастую они предоставлены сами себе.
– От души вам завидую. Я вот оказалась лишена подобных радостей, – рассеянно заметила Павлуцкая.
– У каждого свое предназначение, – наконец подала голос Непряхина. – Нам не дано знать божий промысел. Призирать за сирыми и убогими тоже великий труд.
Мария Дмитриевна перевела на нее взгляд и заметила:
– Не могу не согласиться. Любить следует не только тех, кто рядом, но и, как вы верно сказали, сирых и убогих. Но, хуже будет, если мои дети станут ими и будут просить кусок хлеба у сильных мира сего. Грош цена такой матери и незавидна ее участь в Царстве Божьем. Пока мне не в чем себя упрекнуть, я даже пожертвовала семейным счастьем, оставив мужа одного, перебравшись сюда. Надо думать, есть и такие, кто осудил меня за подобный поступок, а потому ваш визит необычайно важен для меня. Приехав сюда, уже этим вы дали мне понять свое расположение.
– Вы правы, Мария Дмитриевна. Вы для нас пример истинного благонравия, истинной заботы о близких. Потому мы далеки от каких-либо осуждений о ваших поступках. Напротив, я бы хотела пригласить вас, а если вы сама не сможете, то ваших старших дочерей к себе на Рождественские праздники. Что скажете? Понимаю, вам надо подумать, но так или иначе мое предложение остается в силе.
Мария Дмитриевна в ответ кивнула и предложила подать чая. Но те, переглянувшись, отказались.