Главное в другом. По этим письмам хорошо видно, что Савинков на ближайшие четыре года стал для Рейли стал самым близким человеком. Не только политически, но и лично. Не случайно он подписывал письма: «Весь Ваш, Сидней Рейли». Более того, в посланиях Савинкову то и дело звучит некая экзальтированность, которая вряд ли бы удивила кого-нибудь в письмах гимназисток или барышень, но в отношениях между двумя взрослыми, безусловно, мужественными и решительными мужчинами, да и к тому же политическими деятелями, она смотрится, пожалуй, странновато:
«Каждое утро с замиранием сердца живу
«Не могу Вам сказать, как я Вам благодарен за Ваши два письма. Я знаю, что значит, когда Вы говорите, что смотрите на меня как на брата и любите меня. Вы знаете, что Вы для меня — на жизнь и на смерть».
«Нечего говорить Вам, как я жажду Вас видеть». «Тоскую по нашим беседам длинными вечерами».
«Я знаю одно средство, которое меня хоть временно утешить — это проведение нескольких дней с Вами».
И наконец: «Вы говорите, что ждете меня как любимую женщину, а я говорю Вам, что я никогда не хотел видеть любимую женщину с таким нетерпением, как хочу видеть Вас».
Почему их так тянуло друг к другу? Ни один, ни другой не объясняли этого. Ну а почему одни люди становятся друзьями на всю жизнь, а другие нет? Вероятно, причина была в какой-то «химии» человеческих отношений. Рейли, безусловно, видел в Савинкове близкого себе по духу человека, столько же решительно и непримиримо настроенного по отношению к большевикам, как и он сам. И это его привлекало. К тому же на фоне большинства рассуждающих и рефлексирующих эмигрантов Савинков действительно казался человеком дела, он как раз готовил план вторжения в Советскую Россию.
С другой стороны, трудно до конца рационально объяснить, почему Рейли увидел в Савинкове именно того человека, с которым можно связывать надежды на свержение большевиков и «возрождение новой России». Он же наверняка знал его биографию и склонность Савинкова к различного рода «комбинированию».
Хорошо знавший Савинкова Роберт Брюс Локкарт писал о нем: «Я никак не могу понять, почему из Савинкова пытаются сделать человека действия, почти героя. Он был еще более рьяный прожектер, чем большинство его земляков, мог просиживать целые ночи за бутылкой брэнди и вырабатывать планы на следующий день только для того, чтобы по наступлению его поручить осуществление этих планов другим лицам. Я не отрицаю его талантов. Он написал пару прекрасных романов, лучше всех постиг темперамент революционеров и мастерски умел на нем играть… Как и многие русские, он был пламенный оратор, умеющий магнетизировать своих слушателей. Мельком ему удалось ослепить даже Черчилля, который узрел в нем русского Бонапарта. К сомнительным чертам его характера относилась жажда наслаждений, которой он подчас подчинял даже свое огромное честолюбие».
Если в этой характеристике заменить фамилию Савинков на фамилию Рейли, то, в общем, получится весьма похожий портрет нашего главного героя. Тут вам и прожектерство, и личное мужество, и связи с Черчиллем. И даже Бонапарт, кумир Рейли, тоже не забыт.
Но Рейли все-таки решил, что Савинков и есть именно этот человек, с которым можно связать все свои надежды на будущее. И не только связал их, но и фактически поставил на Савинкова все, что имел. На ближайшие четыре года он превратился в ближайшего партнера, советника и лоббиста Бориса Викторовича, который всячески рекламировал и «продвигал» его в различных европейских столицах, искал для него средства и помогал собственными деньгами. Странный поступок человека, который, как принято считать, пытался «делать жизнь» с Наполеона.
Рейли, конечно, не подозревал, чем для него закончится это поистине роковое увлечение Савинковым. Оно во многом и погубило его.
«Русский поход»
В январе 1920 года Савинкова пригласил в Польшу его старый знакомый, бывший социалист-террорист Юзеф Пилсудский, ставший теперь «начальником Польского государства». Вероятно, он понимал, что вскоре Польше в очередной раз придется столкнуться с Советской Россией и что Савинков в этот момент может быть полезен ему.
Двадцать пятого апреля 1920 года Войско Польское перешло в наступление по всей протяженности границы с Советами на Украине. 7 мая польские части заняли Киев. Но уже 9 мая в «Правде» появилось знаменитое обращение. Почти что белые стихи: