Теперь он должен был собрать информацию о деятельности своего знакомого — Бориса Савинкова. В Польше. Там Савинков развил бурную деятельность. Он формировал вооруженные отряды и готовил «поход на Кремль». Естественно, в Лондоне хотели бы побольше узнать и об этих планах, и о самом Савинкове от надежного источника. В качестве такового и был выбран Рейли. В Польше уже работал такой выдающийся разведчик, как Пол Дьюкс, но Лондону, очевидно, этого не хватало.
К концу 1920 года, особенно после эвакуации Русской армии барона Врангеля из Крыма, отряды Савинкова остались одними из последних реальных сил сопротивления большевикам, по крайней мере в Европейской России. Савинков, несомненно, интересовал британскую разведку. Помимо всего прочего и потому, что он пытался предложить (или навязать с помощью военных средств) России некий «третий путь», который бы отличался и от большевизма, и от «диктатуры реакционных белых генералов». По вполне справедливому выводу Савинкова, в народе, особенно среди крестьянства, последние популярностью не пользуются, поэтому делать ставку на них бессмысленно.
Рейли никак не мог сказать, что его отправляют на малозначительный участок работы.
После знакомства с Савинковым к концу 1919 года между ним и Рейли уже шла переписка. Но, видимо, тогда они были еще не слишком знакомы, и Савинков путал имя и отчество Рейли, который в письме от 15 декабря 1919 года деликатно напоминал ему: «Кстати, мое имя отчество Сидней Георгиевич».
Савинков жил в эмиграции и не переставал вынашивать различные планы свержения большевиков. В этом они были похожи с Рейли. Как, впрочем, и в личной жизни: Савинков тоже не был похож на человека, который бы свято чтил заповеди «не прелюбодействуй» или «не возжелай жены ближнего своего». Уже два с лишним года у него был роман
Рейли с Савинковым быстро сошлись в главном — оба считали первостепенной задачей решительную и бескомпромиссную борьбу со «сволочами-большевиками». Рейли пытался вывести своего нового друга на Черчилля и убедить последнего, что Савинков — именно тот человек, на которого можно делать ставку в этой борьбе. 26 февраля 1920 года Рейли писал Савинкову из Лондона:
«Дорогой Борис Викторович!
Получил сегодня Ваше письмо с примечанием для Ч[ерчилля] и немедленно отнес его, причем случилось так, что я единовременно с Черчиллем] вошел в подъезд Министерства и тут же вручил ему Ваше письмо.
Я видел, как он поднимался по лестнице, открыл конверт и начал читать письмо.
За два дня моего пребывания здесь я видел всех моих друзей, причастных к русским делам, и у всех нашел самое удрученное состояние духа. Все сознают надвигающуюся опасность, но все в один голос заявляют о своем бессилии что-либо сделать. Все считают, что Польша под влиянием великих держав должна [здесь и далее подчеркивание самого Рейли. —
Общее внимание поглощено домашними вопросами. Даже в парламенте не слышно сколько-нибудь сильного протеста против решения конференции[62]
. Понятно, что в такой атмосфере всякий голос за Деникина будет голосом вопиющего в пустыне. Только какие-нибудь новые факты могут пробудить или даже изменить общественное мнение. Такими фактами могут быть какая-нибудь значительная победа Деникина или отказ Польши от мирных переговоров. Но, вроде, ни одно, ни другое не особенно вероятно.Особая комиссия Высшего Экономического Совета обсуждает способы установления торговых сношений с Советской Россией и пока что составила весьма пессимистический доклад.
Не откажите уведомить меня за несколько дней до отпуска о Вашем решении поехать в Польшу. Возможно, что я тоже поеду, т. к. сегодня мне было сделано предложение (Министерством) поехать на пару недель, чтобы осветить настоящее положение в Польше.
Приятно было бы поехать вместе.
Прошу Вас также сообщить мне ответ Черчилля] на Ваше письмо…
Всегда готовый к услугам, весь Ваш, С. Рейли».
Сделаем на этом месте небольшое отступление.
В ГА РФ хранятся более сотни писем Рейли Савинкову за 1919–1924 годы. Они написаны от руки перьевой ручкой или карандашом. Интересная особенность — почерк Рейли часто менялся, вероятно от его настроения и душевного состояния. Иногда он был почти каллиграфическим, а иногда походил на настоящие каракули, для того чтобы понять, о чем он писал, приходилось даже пользоваться лупой. К тому же Рейли использовал старые, дореволюционные нормы правописания — с твердым знаком, ятем, буквой «Ь и не очень утруждал себя правилами. Знаки препинания он ставил наобум, а иногда вообще полностью игнорировал их, писал «помоему», «незабудьте», «какбудто» и т. д. Но, впрочем, это частности.