Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

О чем же говорил с Рейли осторожный бывший генерал? Ну, вот, например, об этом: «Ко мне Рейли явно тяготел и всячески пытался создать со мной какие-то отношения, — писал Бонч-Бруевич. — Однажды он пришел ко мне с предложением разместить наши дредноуты и некоторые другие военные корабли на Кронштадтском рейде по разработанной им схеме.

— Вы знаете, господин генерал, — сказал он, щеголяя своим произношением, лестным даже для коренного москвича или тверяка, — что к России я отношусь, как к своей второй родине. Интересы вашей страны и ее безопасность волнуют меня так же, как любого из вас. Предстоящий захват немцами Финляндии для вас не секрет. Кстати, он уже начался.

Чутье опытного и талантливого полководца, — польстил он, — подсказывает вам, что возможность германского десанта не исключена. Поэтому меня больше всего беспокоит судьба вашего Балтийского флота. Оставаться ему в Кронштадте на старых якорных стоянках нельзя, — вы это понимаете лучше меня. Вот поглядите, Михаил Дмитриевич, — бесцеремонно обращаясь ко мне по имени-отчеству, продолжал Рейли, — на всякий случай я нарисовал эту схемку. Мне думается, если корабли расположить так, как это позволит рейд Кронштадта, то…

Вручив мне старательно сделанную схему с обозначением стоянки каждого броненосца и с указанием расположения других кораблей, он начал убеждать меня, что такая передислокация большей части нашей эскадры обеспечит наилучшее положение флота, если немцы, действительно, предпримут наступательные операции со стороны Финского залива».

Но Бонч-Бруевич, по его словам, заподозрил неладное. Дело в том, что еще до Рейли к нему зачастили бывшие морские офицеры. Они якобы откровенно возмущались большевиками и, «касаясь возможного захвата и уничтожения Балтийского флота немецкими морскими силами, подобно Рейли предлагали изменить расположение наиболее мощных кораблей на Кронштадтском рейде».

«Внимательно рассмотрев предложенную Рейли схему, нанесенную им для большей убедительности на штабную десятиверстку, — вспоминал Бонч-Бруевич, — я понял, что и он и навещавшие меня морские офицеры преследуют одну и ту же предательскую цель — подставить стоившие многих миллионов рублей линкоры и крейсера под удар германских подводных лодок.

Доложив обо всем этом Высшему военному совету, я отдал распоряжение часть судов, входивших в состав Балтийского флота, ввести в Неву и, поставив в порту и в устье реки ниже Николаевского моста, то есть совсем не так, как это предлагал Рейли, сделать их недостижимыми для подводных лодок, неспособных пользоваться Морским каналом.

Несмотря на то, что план его провалился, Рейли продолжал изобретать предлоги для того, чтобы посетить мой вагон. Я перестал его принимать, а секретарям ВВС, к которым все еще наведывался подозрительный английский сапер, запретил всякие с ним разговоры. Сообщил я о сомнительном иностранце и моему брату».

Разумеется, Бонч-Бруевич изложил только ту версию своих разговоров с Рейли, которую и мог изложить в 50-х годах. Скорее всего, они действительно обсуждали возможность уничтожения кораблей Балтфлота в случае немецкого наступления. Но не мог же в 50-е годы Бонч-Бруевич написать, что вел подобные переговоры с «матерыми английскими шпионами и заговорщиками»! Да и вообще он вел себя тогда несколько двусмысленно, что мы еще удивим.

Однако одного из «своих» людей он быстро нашел. Это был Александр Грамматиков, на помощь которого он и надеялся в большей мере. И теперь, в 1918 году, Грамматиков действительно неоднократно помогал ему. Часто рискуя жизнью.

Как вспоминал Рейли, именно он познакомил его с Бонч-Бруевичем. В Петрограде Грамматиков заведовал библиотекой, а Михаил Бонч-Бруевич был страстным библиофилом. На этой почве и состоялось его знакомство с бывшим генералом. Они с Грамматиковым пришли к нему вдвоем, и друг Рейли представил его Бонч-Бруевичу — открыто, как Сиднея Рейли. Рейли объяснил, что он родился в России, очень интересуется большевизмом и победа большевиков снова привела его на родину. «Большевистский начальник, — писал он, — немедленно снабдил нас необходимыми документами… Никто не мог быть тогда более полезен для нас, чем Бонч-Бруевич».

Вскоре у Бонч-Бруевича и Рейли появился еще один общий знакомый — высокопоставленный сотрудник Петроградской ЧК Болеслав Орлинский. На самом деле под этой фамилией в ЧК (в интересах Белого движения) работал бывший действительный статский советник, следователь по особо важным делам при штабе Западного фронта в период Первой мировой войны и талантливый русский контрразведчик Владимир Орлов. Когда-то Орлов был следователем по политическим делам, в частности, он вел следствие по одному из дел Феликса Дзержинского.