После довольно долгого ожидания Локкарта провели в большую темную комнату, освещенную только лампой на письменном столе. За столом сидел Петерс. «Черные вьющиеся, длинные, как у поэта, волосы были зачесаны назад над высоким лбом, — описывал его Локкарт. — На левой руке были надеты большие часы. В тусклом свете его лицо выглядело более бледным, чем обычно. Губы его были плотно сжаты. Когда я вошел в комнату, он устремил на меня пристальный стальной взгляд. Вид его был мрачен и внушал опасения».
Локкарт заявил протест по поводу своего ареста и потребовал встречи с наркомом иностранных дел Чичериным. Петерс не обратил на это никакого внимания. Он спросил, знает ли Локкарт Фанни Каплан и где сейчас Сидней Рейли. Англичанин ответил, что Петерс не имеет права его допрашивать. Тогда Петерс показал ему пропуск к генералу Пулю, который Локкарт написал латышам, и спросил, его ли это почерк. Локкарт опять сказал, что не намерен отвечать. «Для Вас будет лучше, если Вы скажете правду», — заметил Петерс и через некоторое время вызвал конвой и приказал увести Локкарта.
Советские газеты сообщали, что в ВЧК Локкарту заявили, что его не допрашивают как арестованного, а обращаются к нему с вопросом, чтобы дать ему возможность доказать, что некий господин Локкарт — организатор антисоветского заговора и господин Локкарт — английский дипломатический представитель — разные лица. «На подобное предложение оправдаться, — писали «Известия», — изобличенный английский дипломатический представитель ничего не ответил и в большом смущении покинул ВЧК». На самом деле, не покинул. Его и Хикса продержали под арестом несколько часов. Попросившись в уборную, он смог там незаметно уничтожить бумагу с шифром, которая оказалась у него в кармане. В шесть утра в их комнату ввели женщину, одетую во все черное. Она все время молчала и смотрела в окно. Потом ее увели. Локкарт считал, что это была Фанни Каплан[46]
.Утром 2 сентября их с Хиксом освободили. Больше всего Локкарта беспокоили вопросы Петерса о Рейли и оказавшийся в его руках пропуск для латышей. Тогда он начал подозревать, что приходившие к нему латышские стрелки были агентами ВЧК, и не ошибся в этом.
Третьего сентября «Известия ВЦИК» официально сообщили о том, что «ликвидирован заговор, руководимый британско-французскими дипломатами, во главе с начальником британской миссии Локкартом, французским генеральным консулом Гренаром, французским генералом Лавернем и другими, направленный на организацию захвата, при помощи подкупа частей советских войск, Совета народных комиссаров и провозглашения военной диктатуры в Москве».
Тем временем охота на заговорщиков продолжалась. Американский и французский генконсулы Пул и Гренар, а также некоторые сотрудники французской миссии укрылись в посольстве Норвегии. Нарушать экстерриториальность посольства большевики не решались — нападение на британское посольство в Петрограде все-таки вызвало в мире слишком негативную реакцию. Но здание норвежской миссии было оцеплено, его отключили от электро- и водоснабжения (правда, забыли перекрыть одну из труб), внутрь никого не пропускали.
Однако «дипломаты-заговорщики» не выходили, хотя в хорошую погоду даже прогуливались в саду посольства, и чекисты и красноармейцы их прекрасно видели. А если начинался дождь, они выбегали на улицу со всякими емкостями, чтобы набрать воды. Продуктов в посольстве хватало — в погребах хранились консервы, сухари, масло, вино, табак и свечи. Так они продержались до конца всей этой истории.
Зато 18 сентября был задержан Ксенофонт Каламатиа-но. История с местом его ареста достаточно противоречива — во многих работах о «заговоре послов» указывается, что его арестовали в момент, когда он хотел проникнуть в норвежское посольство. Однако в докладе Петерса и в «Заключении Обвинительной комиссии» по «делу Локкарта» говорится, что его взяли у здания бывшего американского генерального консульства.
Каламатиано предъявил паспорт на имя Сергея Серпов-ского, но его быстро опознали. Во время допроса чекисты обратили внимание на его слишком толстую трость. Внутри ее обнаружили тайник, а в нем — записки, расписки в получении денег и шифровки. Агенты значились под номерами. Скажем, Александр Фриде имел номер 5, а сам Каламатиа-но — номер 15. Нашли у него и инструкцию агентам. В ней говорилось: «В сообщениях следует зашифровывать особо важные данные следующим образом: номера войск обозначаются как количество пудов сахара и патоки, а также цена на них. Дух войск — положение в сахарной промышленности. Номера артиллерийских частей — мануфактура и цены на нее. Дезертирство из рядов Красной армии — эмиграция на Украину».