— Всю обработку я выполнял тут, в квартире — в ванной и в свободной комнате.
— Я собирался спросить о вашей семье. — Сидни считал, что знает, каково семейное положение Дэниела Мардена, но хотел услышать объяснения из его уст.
— У вас повышенный интерес к моей жизни. Я исключение или таков удел всех ваших прихожан?
— Я стараюсь быть каждому полезным. Это часть моей работы.
— Кое-кто может решить, что вы суете нос не в свое дело.
— Таковы издержки моей профессии.
— Все зависит от того, какую профессию вы имеете в виду.
— Я священник.
— И по совместительству детектив, как я слышал. Об этом многие судачат.
— Надеюсь, одно не противоречит другому.
— Не уверен, но с готовностью расскажу о своей семье. Она немногочисленна: у меня есть сын, который живет во Франции. Но мы с ним не общаемся.
— Печально слышать.
— У меня с ним разногласия.
— А его мать?
— Умерла, но до этого успела развестись со мной. Неприятная история.
— Сочувствую.
— Ничего не поделаешь.
Сидни понимал, что пора уходить.
— Вы упомянули, что хотели бросить свое ремесло. Интересно, чем бы вы стали заниматься, кроме фотографии?
— Собирался попытаться начать рисовать. Меня всегда к этому тянуло, хотя фотография — дело более прибыльное.
— Живопись — более медленный процесс?
— А время скоротечно, вы это хотите сказать? Подчас невозможно осознать его ход. Все, что в наших силах, — ухватить отдельный момент и тщательно изучить его: например, как падает свет из окна. Сгоревший дом прекрасно для этого подходил. Можно было целыми днями наблюдать за светом.
— Вы это хотели рисовать?
— Мечтал поймать красоту — обнаружить покой в сердце движения, — ответил Дэниел Марден.
— И, полагаю, юность?
— Разумеется. Розу до того, как распустился цветок. Когда раскрываются лепестки — это уже преддверие увядания. Я люблю фотографировать обещание — миг до того, как на свет является красота во всем своем великолепии. Затем возникает предвкушение, драма. Кажется, я утомил вас, каноник Чемберс.
— Отнюдь. Вы говорите с таким энтузиазмом, что я никак не могу взять в толк, почему вы хотите бросить свое занятие.
— Не уверен, что люди способны оценить то, что я пытаюсь запечатлеть. И, разумеется, как всякого художника, меня одолевают сомнения. Не говоря уже о противоречии между тем, что хочется делать, и тем, что приходится делать ради пропитания.
— Это разные вещи?
— Иногда, каноник Чемберс, приходится торговать собой, чтобы заработать на жизнь. Врачу и даже священнику легче сохранять целостность. Люди постоянно болеют и постоянно умирают, поэтому они всегда обеспечены работой. А кому нужен фотограф?
— У вас сгорело все? — спросил Сидни.
— Осталась «лейка», которую я брал на съемку свадьбы. И еще захватил с собой повседневный аппарат — миниатюрный «минокс». Я с ним экспериментировал.
— Никогда о таком не слышал.
— Портативная камера, которой пользуются шпионы, если им требуется переснять документы. Я же фотографировал им людей. Даже не глядел в видоискатель — для этого надо чувствовать кадр, — жал на затвор и рассчитывал на успех. При съемке «с бедра» получаются неожиданные ракурсы, можно поймать любопытный момент. А если повезет, откровение красоты.
— Люди знали, что их снимают?
— Нет. Я заставал их врасплох. Они не догадывались, что на них наведен объектив, и вели себя более естественно. Как будто подглядываешь в замочную скважину, но меня это не смущало.
— Вроде как стрелять наугад?
— Вся жизнь стрельба наугад, каноник Чемберс. Так и фотография отражает эфемерную непредсказуемость нашего существования.
— Кстати, об эфемерности знания: вы не знаете, кто поджег вашу студию?
— Понятия не имею.
— У вас есть враги?
— Наверное. Но они достаточно осторожны, чтобы не называть свои имена.
— И никаких ключей к разгадке тайны?
— Предпочитаю их не искать, если подозреваю, что в итоге ждет разочарование. Не люблю наживать неприятности к тем, какие уже имею.
По дороге домой Сидни задержался у бензоколонки, чтобы взглянуть на место пожара. Он также рассчитывал перемолвиться с Гари Беллом. Каким образом канистра из-под бензина оказалась там? Как ведут свое хозяйство эти Беллы: аккуратно или спустя рукава? Хорошо ли знакомы с Дэниелом Марденом и почему решили сдать ему дом?
Сидни не сомневался, что именно Гари Белл обозвал его извращенцем, когда две недели назад он выгуливал Диккенса. Он не мог выбросить тот случай из головы.
Гари в синем комбинезоне возился с мотоциклом, что нарушало планы Сидни. Рядом в ожидании поездки стояла Абигайл Редмонд в белой присборенной блузке и обтягивающих джинсах.
— Что вам здесь надо? — вскинулся Гари после того, как Сидни поздоровался. — Меньше всего нам нужны здесь священники.
— Мне часто приходится это слышать, — ответил викарий. — Но бывает, что священник — это все, что остается у человека — в минуту смерти, например.
— Тут никто не умирает.
— Было близко к тому.
— Ничего подобного. Марден находился отсюда далеко. Он вечно ходит со своим дружком Бенсоном пялиться на женщин. И вы такой же. Подсматривали тогда за нами?