Сидни Чемберс и кошмары ночи

— Я как раз хотел поговорить об этом. Я просто гулял со своей собакой, а не «пялился» на вас, как ты выразился.

— Я видел, вы смотрели на нас.

— Бросил взгляд, проходя, — твердо произнес Сидни. — И мне показалось, что у тебя на уме было совсем иное.

— Не без этого. — Гари усмехнулся и посмотрел на девушку.

— Этот человек с бородой и ружьем. Бенсон, — сказала его подружка. — Он вечно здесь все вынюхивает. Мне кажется, он за мной следит. — Она закурила.

Сидни не стал комментировать — не хотел говорить молодым, что был свидетелем их стычки с охотником. Чего доброго, укрепятся во мнении, будто он из «подсматривающих».

— Вы заявили в полицию?

— Какой смысл? — воскликнул Гари. — Не хватало, чтобы за ней следили еще и полицейские!

— Они могут поговорить с Бенсоном. Сделать ему предупреждение.

Абигайл Редмонд затянулась.

— Папа сказал, мы сами все разрулим. Он этим займется. Нам не нужны полицейские.

Сидни встревожили ее слова.

— Я бы не советовал вам брать закон в свои руки.

Гари Белл смерил его взглядом.

— Не советуете, и ладно. Что вам от нас надо?

— Хотел уточнить обстоятельства того вечера, когда мы с вами встретились. Повторяю, я за вами не шпионил. А напустился на Бенсона, потому что решил, будто он убил сову, что запрещено законом. А сюда пришел, потому что собирался спросить, когда вы в последний раз видели Дэниела Мардена?

— Зачем вам? С ним что-нибудь случилось?

— Я имел в виду, перед пожаром.

— Видел в то утро. Он вызвал такси и шел со всей своей аппаратурой и двумя серебристыми коробками. Я поинтересовался, не намерен ли он снимать фильм.

— Марден весь вспотел, — добавила Абигайл.

— Выходило наружу спиртное, — пояснил ее приятель. — Если бы он остался здесь, то к моменту пожара так бы наклюкался, что не сумел бы выбраться из дома.

— Есть какие-нибудь соображения, отчего начался пожар?

— Полицейские сказали, что они нашли у дома одну из наших канистр. Задавали вопросы, из которых можно было понять, что я под подозрением. Но если бы это сделал я, неужели бы оказался настолько тупым, что оставил улику рядом с местом преступления? — Гари Белл повернулся к Абигайл за поддержкой. Та согласно кивнула, бросила на землю окурок и растерла подошвой красной туфли на высоком каблуке.

— Согласен, не оставил бы, — отозвался Сидни. — Еще я хотел узнать, насколько хорошо вы знали мистера Мардена.

— Практически не знали.

— Он не просил разрешения сфотографировать вас, мисс Редмонд?

— С какой стати? — возмутился Гари.

— Я никому не позирую! — бросила Абигайл.

Проезжая на велосипеде по Кембриджу, Сидни с тревогой размышлял, что бы все это значило. Почему некоему человеку пришло в голову поджечь дом, который так мало стоит? Была ли это лишь махинация со страховкой или нечто более серьезное? Может, поджог совершили Гари и Абигайл, чтобы выдворить Дэниела Мардена со своей территории? Но в таком случае не проще ли было не продлевать с ним договор об аренде? Не существовало ли между Марденом и Абигайл романтической связи даже при том, что девушка совсем юная? А этот таксидермист Бенсон, судя по тому, что сказала Абигайл, похоже, тот еще тип. Насколько хорошо знал его Марден?

Сидни не сомневался, что даже если Мардену больше нечего добавить по делу о пожаре, из него можно вытрясти десяток-другой недурных историй, что само по себе любопытно. Не исключено, что во время работы в Голливуде он встречался с такими кумирами Сидни и героями джаза, как Юби Блейк и Нобл Сиссл. Сидни вспомнил Бенни Гудмана в «Отеле “Голливуд”», Беси Смит в «Сент-Луис блюз», Фэтса Уоллера в «Дождливой погоде» и даже «Дули» Уилсона в «Касабланке».

Дело было после полудня в понедельник, в начале сентября. Марден обрадовался возможности предаться воспоминаниям, но он не удостоился чести встретиться с легендарными джазовыми исполнителями, о которых жаждал услышать его гость.

— Боюсь, каноник Чемберс, что большинство из них пришли в кинематограф после меня. Я из плеяды тех, кто снимал немые фильмы. Звуковое кино меня угробило, как и многих других.

— Но вы же наблюдали его рождение!

— Разумеется. Однако нам слова были не нужны. Если посмотрите самый знаменитый из фильмов, которые я снимал, то поймете, что мы раскрывали содержание визуальными приемами. Заставки старались использовать как можно реже. В фильме Фридриха-Вильгельма Мурнау «Последний человек» есть единственный титр — это слово «Конец». Он считал, что все должна объяснять картинка. «Довольно слов!» — таков был наш девиз. Мы хотели, чтобы зрители смотрели ленту как сон или воспоминание. Воздействовать на только что открытый участок мозга. И были в этом отношении бескомпромиссны.

— Как назывался фильм? — спросил Сидни.

— «Восход солнца». О мужчине, который задумал убить жену. Но не убил. Действие происходит на озере. Тема картины — прощение. Мы использовали все черты сна: скачки вперед и назад, наложение изображений, комбинированные съемки, иллюзии, многократную экспозицию.

— Интересно было бы посмотреть.