Впервые заговорили мы только через пару недель. Я завалился в бар после работы, желая немного расслабиться и погасить роившиеся в голове невеселые мысли. Заказал грог и холодное пиво, чтобы на корню убить способность думать и анализировать. И почти не удивился, когда Пако плюхнулся рядом, перехватил бутылку пива, которую бармен мне протянул, и беспечно сообщил:
— Я заплачу.
Он так ловко открыл пиво выверенным ударом крышки о край барной стойки и поймал хлынувшую пену губами, что я заткнулся, заглядевшись, и не стал спорить. У меня никогда не выходили эти дешевые, но зрелищные понты.
— Ты следишь за мной, — сказал я. Стал пить грог быстро, будто это был лимонад, потому что настроение испортилось, и проводить остаток вечера в баре уже не хотелось.
— Ты очень наблюдателен, mi chico, — Пако растянул губы в ухмылке.
Пили мы молча и невдумчиво, как если бы чувствовали за этим будничную тяготящую необходимость. Потом Пако расплатился за обоих, и мы пошли по направлению к кампусу. По отдельности, конечно — я шел чуть впереди, курил свои «мальборо» и не чувствовал ничего, кроме легкого головокружения и пустоты черепной коробки, а Пако привычным хвостом меня провожал.
Даже дико стало как-то от сложившейся ситуации.
И смешно.
Пако остановился за несколько шагов до крыльца спального корпуса, проследил за тем, чтобы я поднялся на нужный этаж и зажег свет в своей комнате. И только тогда я увидел в окно, как он развернулся и побрел прочь, сунув руки в карманы безразмерной куртки.
— У тебя сталкер завелся? — спросила на следующий день Хэлен, подбросив меня на автомойку.
Пако обнаружился на своем посту. Сидел на старой перевернутой бочке и болтал длинными ногами, подставив лицо жаркому ослепительному солнцу. Неизменные очки-авиаторы скрывали добрую треть его лица, а на губах блуждала легкая улыбка.
«Безработный он, что ли?» — пришла в голову отравленная раздражением мысль.
— Сраные латиносы, — буркнул я тихо.
— Что? — не расслышала Хэлен.
— В первый раз этого парня вижу, — произнес чуть громче, вышел из машины и махнул подозрительно сощурившейся Хэлен рукой. — Передавай привет Хантеру.
— Правда передать? — уточнила она.
— Нет, конечно.
Хэлен уехала, а я направился мимо Пако к огороженной легкой складной ширмой служебке, чтобы переодеть рубашку на грязную, с разводами машинного масла и пота майку. Я своему терпению не изменял, а вот в Пако, судя по всему, заиграло нечто любопытное.
Он соскочил с бочки, подошел, когда Майкл, сунув мне ведро и тряпку, свалил на перекур. И сообщил, как если бы мы продолжили недавно прерванный разговор:
— Андрес велел следить, чтобы ты не наделал глупостей.
— Ого, — новость была лишена особой неожиданности, но я все равно удивился. Поставил ведро у замызганного джипа, намочил тряпку в мыльной воде и принялся за капот. Усмехнулся с издевкой: — Ты поэтому забрал мое пиво? Чтобы я не надрался и не пошел вешаться с тоски?
Пако чуть наклонил голову и посмотрел на меня поверх очков. Глаза у него оказались светло-карие, обманчиво теплые.
— Вообще-то, под «глупостями» подразумевалось, что ты будешь лезть к Хантеру, — поправил Пако мягко. Почесал гладко выбритый подбородок и пробормотал: — Твоя версия делает Андреса эдаким филантропом… мне нравится.
— Тогда захрена ты забрал мое пиво? — возмутился я, почувствовав, как тонкая струйка мыльной воды стекла к изгибу локтя. Теперь жутко глупыми казались догадки, что Хантер беспокоился обо мне и попросил Андреса приставить ко мне фриковатого чмыря от мира латиносов. Идиот, какой же я идиот. — Порыв общего человеколюбия?
— Может быть, я просто захотел отнять твое пиво, — туманно отозвался Пако и продолжил смотреть, как я драил капот с резкостью, продиктованной бьющей из меня горечью. Так внимательно, словно ничего интереснее в жизни не видел. — После работы ты в кампус?
— Ага.
Пако снова прождал всю мою смену, чтобы проводить. Снова плелся позади, не пытаясь завязать разговор или выпытать, что я думаю о его навязчивой компании.
— Хороших снов, mi chico, — только и сподобился он, когда мы разминулись на подступах к спальному корпусу. Махнул рукой и канул в ночной темноте.
Я ничего не ответил, а когда поднялся в комнату, залез в интернет и проверил, что значит испанское словечко. «Мой малыш», блядь.
Гребаный извращенец этот Пако, решил я про себя и поплелся в душ. Либо Андрес платил ему, в чем я сильно сомневался, либо нет — а в таком случае ему должно было очень скоро надоесть ежедневное преследование.
За прошедший месяц я и словом с Хантером не перемолвился, а уж тем более не пытался к нему лезть. Но Пако продолжал следить за мной даже в то время, когда Хантер и Андрес наверняка самозабвенно трахались где-нибудь в другом конце Мельбурна. С Пако я, естественно, своими соображениями не делился. Не в моей привычке было отвечать на вопросы, которых мне не задавали.