Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения

– У волка взгляд оченно страшный, тяжелый. А у человека, видать, еще страшнее! Вот волк и не глядит никогда нам в глаза. Боится встретиться взглядом с человеком-то, выходит что так. Боком, боком так посмотрит исподлобья и убежит в лес.

– А собака?

– А что собака? Собака до смерти волка боится! Куда ей против волка-то. Зачует его, начнет скулить, трястись, к земле прижиматься. А потом вовсе забежит под брюхо лошади, спрячется между ее ног и ноет там. Волк ее враз порвет, если повстречает!

– И здесь, по реке Джазатор, тоже есть волки?

– Как не быть – есть, конечно. Недавно вот опять корову задрали – во-о-он там, чуть ниже по течению.

Петр сидит у костра и ждет, когда в его кружке остынет чай. Его круглое лицо с жидкими усиками и глубокими морщинами у глаз перекашивает гримаса боли.

– Что с тобой такое, Петр?

– Рот у меня болит! – Петр хватает и оттягивает далеко вниз нижнюю губу и тычет пальцем, чтобы я посмотрел. Я вижу, что нижняя десна у него вся сочится кровью, как бы гниет изнутри.

– Что это у тебя? Может, цинга?

– Да не знаю я! Оченно больно! Горячий чай пить не могу – горит все во рту. Вот от там хотят пенсионный возраст поднять до 65 лет, а ведь у нас мужики и до 55 не доживают. Вот мне например 53, а я больной весь! Доживу вот еще два годика, до 55, и все! – Петр пытается рассмеяться, но только хватает рот ладонью, кривясь от резкой боли. – У нас здесь северный коэффициент действует – мужики на пенсию в 55 выходят, женщины в 50. Вот как от там ловко все рассчитали: доживают мужики до 55 – и на кладбище. И пенсию платить не надо!

– Да что ты! Брось! О чем ты думаешь! Мы с тобой еще долго по горам ходить будем! – пытаюсь я утешить Петра.

А сам думаю про то, что давно уже приметил: мужчины высокогорья всегда выглядят намного старше своих лет.

– Толя! Тебе сколько лет? – спрашиваю я Толю, который сидит рядом с Петром и дымит сигаретой.

– А сколько дашь?

– 30? 35?

– Не-а – 24! – смеется веселый Толя. У него уже недостает многих зубов в щербатом рту.

– И давно у тебя рот болит, Петр?

– Да нет. Вот недавно началось. Раньше все нормально было. А сейчас кровища сочится из десен, и все тут. А еще язву у меня в животе нашли, вот что. Недавно приступ был, «скорая» приехала, еле откачали. Неделю лежал под капельницей.

Большинство мужчин алтайского высокогорья много курят. Курят перед тем, как сесть в седло и тронуться в путь. Курят на ходу. Курят, как расседлаются и привяжут по поляне коней. Курят сразу, как проснутся, курят перед сном, курят всякий раз, как попьют чаю. Курят в кратких перерывах тяжелой работы. Пьют же немного и нечасто, по крайней мере те, кто помногу работает. Есть, конечно, и горькие выпивохи, но где ж их нет? Возможно, табак – одна из причин раннего старения жителей высокогорья.

Дождавшись, когда остынет чай, и осторожно отпивая его из кружки, Петр возвращается к рассказу о волках:

– Волк, он о-о-очень страшный! Был у меня случай один. Поставил я петлю в лесу, на тропе. А сам неподалеку охотился. Вдруг слышу – волк воет. Плачет громко так, завывает. Как раз в той стороне, где петля привязана. Сразу подумал – волк, видать, в нее попался. Сел я на коня и поехал посмотреть. А петля уже несколько дней как там стояла. Вот я еду и думаю – давно ли волк в нее угодил? Может, уже несколько дней как в петле сидит? Подъехал я, коня привязал в сторонке и подхожу. Смотрю – точно, волк в петле, большой. За заднюю лапу поймался. Лежит вот так вот, и не шевелится.

Петр показывает, как лежал волк. Лицом вниз, закрыв глаза, уткнувшись в вытянутые вперед лапы.

– И что же ты?

– Ля что? Страшно мне было, вот что! Он лежит, молчит, не шевелится. Даже вроде и не видно, что дышит. Глаза закрытые. Сдох он, что ли? Так я и стою на тропе, а он лежит и не дрогнет. Ну что мне делать, а? Снял я карабин, зарядил, обратно стою и смотрю на него. Лежит гад, не шелохнется! Сделал я, значит, шаг к нему, другой, а он вдруг… как бросится на меня!

– Да что ты?!

– Вот страх был! Он волчара огромный, и вдруг кинулся в мою сторону, внезапно, прыжком! То ли он в петле, то ли нет – мне же наверняка-то не видать, – поди тут разбери! Может, он перегрыз ее уже. Глаза злые, клыки торчат! Ужас!!! – Видно, что Петру даже и вспоминать тошно тот волчий прыжок.

– И что же было?

– Не помню как, но подхватил я карабин и выстрелил ему навстречу, прямо в упор. Сразу и насмерть попал. Он повалился прямо передо мной на тропе и тут же подох. Это я со страху тогда пальнул – не помню даже, как стрелял, как попадал. Помню только, что оченно страшно мне было! Вот они какие – эти волки! Выхода у него не было все равно никакого – вот и кинулся, мог и убить меня, если бы… Я потом уже узнал у мужиков, что вожак это был ихний – всей стаи то есть. Волки оченно уж страшные!

– Альфа-самец был, выходит.

– Да, альфа-самец.

Толя, хоть он и местный, тоже слушает Петра с большим интересом.

– Видели у моего коня на задней ноге как будто бы рана зажившая, старая, большая? – вступает он в разговор о волках.