Ни Асылбек, ни Амантай не знают ответов на эти вопросы. Они седлают и навьючивают наших лошадей, чтобы пуститься в обратный путь – в Джазатор. А мы грузимся в уазик и выезжаем в сторону Кош-Агача. С обочин в нашу сторону громко свистят жирные сурки, огромные норы которых можно увидеть здесь повсюду. Не думаю, чтобы они нас освистывали. Ведь мы, как и они, всей душой полюбили это суровое и прекрасное место – небесные пастбища Укока.
Птица-Синьцзян
Когда Господь смотрит с небес на Синьцзян, Он видит птицу. Но не какую-нибудь мелкую лесную пичугу, перелетающую с ветки на ветку в лиственничных лесах хребта Нарат. А громадную Птицу, с размахом крыльев – многие тысячи километров.
Голова птицы покрыта чистым серебром. Это сверкают вечные ледники на вершинах самого восточного отрога Тянь-Шаня – хребта Богдо-Ула. Создатель знает, что под клювом птицы (снежной вершиной Карлыктаг) каждое лето лениво вызревают сладкие, как мед, хамийские дыни. Есть ли что-либо слаще этих дынь – даже в раю?
Острый глаз Птицы-Синьцзяна – это двухмиллионный Урумчи, столица Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. Китайцы называют город «Красный храм» (Хун-мяо-цзы). Древний город, основанный в эпоху Тан (648 г. н. э.). Когда-то его крепостные башни зорко смотрели на восток и на запад, контролируя всю торговлю между странами восхода и странами заката солнца. Урумчи – главный китайский форпост на Великом шелковом пути, город императорских налоговиков и таможенников. Сегодня он по-прежнему разделен на китайскую (северную) и уйгурскую (южную) части, между которыми громадный урумчийский базар. Узорчатые ковры, большие кривые кинжалы, 400 сортов разноцветного изюма, драгоценный хотанский камень нефрит, пепельно-золотые дыни, тибетские дымчатое серебро и голубая бирюза – на этом восточном базаре уйгуры и ханьцы в дневное время временно соединяются в громком торге, чтобы вечером разойтись каждый в свою часть города.
Когда Господь обращает свой взор на сердце Птицы-Синь-цзяна, даже его всевидящий взгляд затуманивается от жаркого марева. Пылает Турфан! Жжет Турфан! Испепеляет Турфан!
У подножия легендарной Красной горы я не смог высидеть и минуты на отполированном камне, горячем, как раскаленная сковорода. Самый большой в мире термометр над моей головой показывал обычные для Красной горы летом +53 градуса по Цельсию. Я был в самом жарком месте Китая. Дремали на красной голой земле двугорбые синьцзянские верблюды. И даже стальной журавль нефтяной качалки замер, не в силах раздвинуть тяжелые складки плотного горячего воздуха.
В начале 1926 г. экспедиция Николая Рериха спустилась с высокогорий Тибета по древнему караванному пути Дадак – Ламаюра – Лэ – Хеми – перевал Каракорум к Хотану. Китай в тот период переживал хаос, упадок, всюду хозяйничали разбойничьи шайки. Хотан – важнейший перекресток южной нитки Великого шелкового пути (от Дуньхуана через соленые топи Цайдама и потом, вдоль южного края пустыни Такла-Макан, на Кашгар) – тоже находился в глубоком запустении. Рерих двинулся в обход Такла-Макана на запад. После красот Гималаев и Тибета его встретила пустыня: «Повсюду седая, пыльная кладовая!.. Глаз так привык к бестонности, что, не захватывая цвет, скользит, как в пустоте… Кругом бело-сизый туман и круглая тарелка – плоскость песков. Иногда пески приобретают скульптурный характер или приближаются к жемчужной раковине. Но все-таки сегодня идем по ровной тарелке с редкими низенькими барханами с торчащими тонкими кустиками…»
Восемь десятилетий спустя я прошел теми же местами. Как и Рериха, меня поразила пустыня – как хамелеон, она постоянно меняла свой цвет. Красная, пурпурная, лиловая, желтая, серая днем, она быстро чернела сразу после захода солнца, еще больше пугая своей безжизненной мрачностью. Слышал местную пословицу, посвященную местному климату: «Утром в Синьцзяне надевают шубу, днем носят шелк, вечером кушают арбуз вокруг горячей печи». Так оно и есть, пустыня быстро нагревается и еще быстрее остывает.