Сияние

Но нельзя было приравнять эти простые символы к той сложной роли, которую играла в реальной жизни мама; она полностью соответствовала его детскому представлению о вечности. Она уже была, когда его самого еще не было. И она будет, когда его не станет. Он мог принять возможность собственной смерти, он понял это, когда побывал в номере 217.

Но не ее.

Не папиной.

Никогда.

И он начал бороться, и темнота коридора поплыла. Фигурка Тони совсем побледнела, стала едва различимой.

– Не надо! – закричал Тони. – Не делай этого, Дэнни!

– Но она не умрет! Она не может умереть!

– Тогда ты должен помочь ей. Дэнни… ты сейчас в самой глубине своего сознания. В том его месте, где нахожусь я. Ведь я – часть тебя самого, Дэнни.

– Нет, ты – Тони. Ты не можешь быть мной. Я хочу к своей маме… Мне нужна моя мамочка…

– Это не я привел тебя сюда, Дэнни. Ты пришел сам. Потому что ты знаешь.

– Нет, я…

– Ты всегда знал. – Тони начал подходить ближе. Впервые за все это время Тони начал приближаться к нему. – Мы сейчас находимся в самой потаенной глубине твоего существа, куда не проникает ничто другое. И какое-то время мы будем здесь одни, Дэнни. Это как «Оверлук», в который никто никогда не сможет попасть. Никакие часы здесь не идут. Ни одни ключи к ним не подходят, и их невозможно завести. Двери номеров никогда не открывались, и в них никто никогда не жил. Но и ты не можешь задерживаться здесь, потому что оно уже идет за тобой.

– Оно… – в страхе прошептал Дэнни, и как только он произнес это слово, грохочущие звуки сразу стали громче и ближе. Его ужас, еще мгновение назад не до конца им осознанный и потому терпимый, превратился во что-то гораздо более реальное. Теперь он мог различить слова. Хриплые и наглые, произнесенные грубой подделкой под голос отца, но только это был не папа. Он знал это теперь. Знал наверняка.

(Ты пришел сам. Потому что ты знаешь.)

– О, Тони, это же не может быть мой папа, правда? – закричал Дэнни. – Неужели это мой папа идет за мной?

Тони не отвечал. Но Дэнни уже не нуждался в ответе. Он все понял. Долгие годы здесь продолжался один нескончаемый кошмарный бал-маскарад. И постепенно он порождал таинственную силу, которая все разрасталась, как в тишине банковских сейфов растут проценты на вложенный капитал. Сила, присутствие, явление – называй как угодно, это всего лишь слова, не имевшие никакого значения. Маски были разными, однако сущность не менялась. И теперь оно шло за ним. Оно пряталось за лицом его папы, оно имитировало папин голос, оно носило папину одежду.

Но это был не его папа.

Это был не его папа.

– Я должен им помочь! – воскликнул он.

А Тони вдруг встал прямо перед ним, и смотреть на него было равносильно тому, чтобы видеть в магическом зеркале самого себя через десять лет. Широко посаженные темные глаза, жесткая линия подбородка, красивые губы. Волосы светлые и легкие, как у мамы, но черты лица все равно несли на себе отцовский отпечаток, словно Тони – словно Дэниел Энтони Торранс, каким он станет однажды, – являл собой промежуточное звено между отцом и сыном, призрачную амальгаму обоих.

– Ты должен попытаться помочь, – сказал Тони, – но только твой отец… Он теперь союзник отеля, Дэнни. Здесь он хотел бы остаться навсегда. Но отель хочет завладеть и тобой тоже, потому что алчность его не знает пределов.

Тони прошел мимо и скрылся в тени.

– Подожди! – крикнул Дэнни. – Что я могу?..

– Он уже близко, – ответил Тони, продолжая отдаляться. – Тебе нужно бежать… спрятаться… укрыться от него. Держаться от него подальше.

– Я так не могу, Тони!

– Но ведь ты уже начал, – возразил Тони. – А потом ты вспомнишь то, о чем забыл твой отец.

И он исчез.

А совсем рядом раздался голос отца, холодный и вкрадчивый:

– Дэнни? Выходи ко мне, док. Я тебя немного отшлепаю, и всего-то делов. Веди себя как мужчина, и скоро все закончится. Она не нужна нам, док. Только я и ты, верно? Когда… легкое наказание… будет позади, останемся только мы с тобой.

Дэнни побежал.

А тварь позади него показала свою истинную сущность.

– Ну-ка иди сюда, ты, маленький говнюк! Иди немедленно!

Опрометью по длинному коридору, задыхаясь и хватая ртом воздух. Потом за угол. Вверх по лестнице. И пока он бежал, стены, казавшиеся такими бесконечно высокими, приобрели нормальные размеры; ковровая дорожка, стлавшаяся под ноги чем-то неопределенным, вернула себе знакомый сине-черный узор из затейливо переплетенных линий; на комнатах вновь четко обозначились номера, и в каждой из них шла одна и та же беспредельная вечеринка, на которую собрались десятки поколений гостей отеля. Воздух словно мерцал, удары молотка в стены отдавались тысячекратным эхом. Казалось, что Дэнни прорвал тонкую оболочку сна, как новорожденный плаценту, и упал.

* * *