Сияние

— Что с тобой случилось? Просто скажи мне, скажи, чтобы я перестал гадать.

— Я прямо здесь, дорогой. Вот и всё, что имеет значение. Я здесь.

— Это не всё, что имеет значение. Всё имеет значение. Ты исчезла прямо у меня на глазах.

Северин приподняла свою безупречную чёрную бровь.

— В самом деле? Обычно девушки так не поступают. — Она игриво стукнула меня по руке. — А сказал, что ничего не помнишь.

Я не помнил. Не помнил — до того момента, когда её заледеневшие губы почти коснулись моих — то утро на Венере, джунгли и расплавленное сияние воды вокруг неё, а потом сквозь неё, а потом — сквозь пустоту над прибрежной полосой, идущей до самых бурунов.

Она взяла моё лицо в ладони.

— Эй, ну что ты. Расслабься. Теперь всё хорошо. Теперь всё отлично. Я в порядке. Тебе не надо из-за этого терзаться. Ты хороший мальчик. Ты всегда был хорошим мальчиком. Тебя все любили просто так, с самого начала. Как маленького щенка. — Она выглядела такой серьёзной и печальной, её большие глубокие глаза были полны теней. — Просто закрой глаза, Анхис. Закрой глаза и послушай, что я скажу. Все живы. Все живы и счастливы, и я сняла тот фильм, о котором мечтала. Он просто безупречен. Его будут показывать в киношколах ещё миллион лет, настолько он хорош. Настолько я хороша, и ты тоже. Мы все. Есть такая вещь, как благодать. Я должна сказать тебе это. Есть такая вещь, как благодать. Все живы. Марианна и Гораций, Арло и Эразмо, Макс и Айлин, ты и я. То, что я повторила трижды, становится правдой.

Холодные руки Северин переместились по моему телу в тайный мир простыней цвета охры и неописуемой плутоновской ночи. Она ласкала меня, сжимала меня, её движения были полными желания и сведущими. Её дыхание ускорилось. Оно пахло какаовыми папоротниками моего посёлка. Адониса.

— Там, где я сейчас, не так плохо, — прошептала она, направляя меня в себя, в ледяной дворец своего тела. — Оттуда так далеко видно. Так далеко. Я люблю тебя, Анхис. Люблю тебя. Ты меня нашёл, и я тебя люблю. Я не могла остаться мёртвой, когда меня ждёт такой зритель, как ты. Аплодируй мне, дорогой; аплодируй так, словно занавес опускается. Сильнее, сильнее, ещё сильнее…

Когда я ворвался в неё, Северин запрокинула голову и рассмеялась, а потом обрушилась на моё горло как гильотина. Её маленькие зубы пронзили мою кожу, и она принялась пить моё тело так же жадно, как я когда-то пил её образ.

Я проснулся в одиночестве. Но по-прежнему ощущаю её запах на своих руках.

26 февраля 1962 г. Семь часов вечера. Сетебос-холл

— Так это и есть твой ответ? — со вздохом спросила сидевшая рядом Цитера, держа чашку говяжьего бульона с большим раздражением, чем некоторые женщины держат мокрое бельё. — Убийство? Варела был у нас кем… безумцем? Впрочем, он определённо им и является. Но всегда ли так было? В конце концов, в тот раз его никто не обвинил, а почему бы не повесить на него такое? Насколько всё было бы проще для всех, окажись это всё массовой резнёй. Исчезновение вызывает намного больше вопросов, чем резня.

— Он признался! — Я закашлялся и зарылся поглубже в свою постель больного, в свою сырую пещеру из жёстких от пота одеял. Мне с трудом удавалось поднимать голову. Я коснулся рукой шеи: аккуратно забинтована. «Но там была рана». Кто со мной нянчился? В моей голове что-то неприлично колотилось. Во рту я ощущал лишь застарелый привкус инфанты и желчь.

— Соберись, — сказала она, и я искренне верю, что в её голосе были мягкие, просительные нотки. Я так долго постигал искусство гадания по её интонациям, что могу предсказывать будущее по малейшему изменению. — Стань детективом, которого мы разыскали на самом Уране. С достаточным количеством этих проклятых цветов в организме я признАюсь, что застрелила Томаса Бекета из бластера. Он скоро придёт, чтобы с тобой повидаться. Может, будет злорадствовать, что заставил тебя хлопнуться в обморок, точно девица в брачную ночь, может, опять будет рыдать у тебя на груди; так или иначе, ты должен взять себя в руки и действовать сообразно работе, которую надо сделать.

— Как и ты, — резко ответил я. — Ты должна защищать меня от таких нападений, от такого… разрушительного воздействия. Ата девушка! Господи, та танцовщица! Её-то он убил, независимо от того, что сделал или не сделал на Венере…