Сияние алчных глаз

Я не протестовала. Мы покинули гостиницу и сели в красную «Ниву», стоявшую у тротуара. Откинув сиденье, Балчугин пропустил меня назад и тут же плюхнулся рядом, придавив своей тушей. Сердитый Тишков уселся за руль и завел мотор.

Едва автомобиль тронулся, мой сосед вытащил из-за пазухи пистолет и демонстративно передернул затвор.

— Советую вам и дальше вести себя спокойно! — сказал он совсем другим тоном — жестким и злым. — Шутки закончились!

Глава 10

Старицкую с утра мучила невыносимая головная боль. Вчерашнее свидание выбило ее из колеи окончательно, и как-то примириться с жизнью ей удалось, только опорожнив вторую бутылку мартини. Поздней ночью она забылась в тяжелом хмельном сне, а уже в шесть часов утра ее разбудил безжалостный треск будильника. Чтобы привести себя в чувство, пришлось прибегнуть к помощи ледяного душа и крепчайшего кофе. Любовь Ивановна умела держать себя в руках в любых обстоятельствах — бизнес есть бизнес, и слабых он не прощает.

Сегодня утром ей предстояло пристроить партию водки, навязанную ей человеком, который был страстью и мучением ее жизни. Он позвонил в семь часов утра и сообщил, что грузовики уже прибыли и ждут около завода. Голос Анатолия был сух и деловит. Как ни старалась Любовь Ивановна, но ей не удалось уловить в нем даже намека на какое-то теплое чувство.

Она отправилась на завод и занялась делами. Левый груз был распределен по торговым точкам и как бы перестал существовать. Если бы кому-то сильно захотелось, при определенном усердии он, конечно, разыскал бы эти не зарегистрированные в документах партии товара, но Любовь Ивановна знала, что в городе ни у кого не может возникнуть такого желания. Алкогольный бизнес в Приозерске находился под личным негласным патронажем мэра. Итак, все шло своим чередом, но к середине дня Старицкая уже чувствовала себя выжатой как лимон. Трещала голова, а душа разрывалась от тоски и разочарования. Все вокруг: пасмурный свет дня, человеческие лица, даже бланки накладных — вызывало у нее раздражение и ненависть. Она рвала и метала, стараясь выместить свою боль на подчиненных, но облегчения не наступало.

Ей невыносимо хотелось выпить, но она держалась, верная своему правилу не прикасаться к спиртному в течение дня. Она догадывалась, что стоит отпустить, как говорится, вожжи, и это станет прологом к неминуемому падению. А Старицкая во что бы то ни стало хотела удержаться на гребне успеха.

Впрочем, сегодня она намеревалась отправиться домой раньше обычного, втайне надеясь, что ее старания не останутся незамеченными, и Анатолий оценит их. Пусть даже с чисто прагматической точки зрения — она надеялась на новую встречу. Ее неудержимо влекло к этому жестокому, необузданному человеку — и тут Любовь Ивановна ничего не могла с собой поделать.

Но в четыре часа ей неожиданно позвонил Гудков. Он был заметно взвинчен и говорил раздраженным отрывистым тоном.

— Я сейчас к тебе заеду, — сообщил он. — Нужно поговорить.

— Это так срочно? — недовольно спросила Старицкая.

— Это очень срочно! — взбеленился Гудков. — Я буду ждать в машине, поэтому потрудись заранее выйти!

Такой тон был достаточно необычен для него, поэтому Любовь Ивановна не стала спорить, хотя ей вовсе не улыбалось торчать у ворот собственного завода, как какой-нибудь фабричной девчонке, поджидающей милого у проходной. Но в голосе Гудкова прозвучало нечто такое, что заставило ее сердце сжаться в недобром предчувствии.

Чтобы не выглядеть совсем уж смешно, Любовь Ивановна не стала торопиться: прикинула время, необходимое мэру, чтобы доехать до завода, выждала его и только тогда, набросив шубу, вышла к своей проходной. Однако машина Гудкова была уже здесь. Старицкую удивило, что он сам сидел за рулем. Едва Любовь Ивановна уселась рядом с ним на сиденье, мэр рванул автомобиль с места и помчался вперед, словно боялся опоздать куда-то.

Старицкая искоса посмотрела на его мрачное застывшее лицо с крупными чертами и холодно спросила:

— Что за номер? Куда ты меня везешь?

Гудков, не отвечая, гнал машину по темнеющим улицам. Вскоре Старицкая поняла, что едут они просто так, без определенной цели, и Гудков просто пытается разрядить накопившееся раздражение скоростью. Она не любила быстрой езды, тем более по городу, и поэтому сказала:

— Если тебе нужно поговорить, то разумнее будет остановиться, пока ты не врезался куда-нибудь…

Гудков, казалось, не слышал ее слов, но, однако, вскоре остановил машину у ограды пустого парка, выключил мотор и обернулся к своей спутнице.

— Что за конспирация? — с досадой спросила она. — Мы могли поговорить у меня… В конце концов, я могла приехать к тебе… В чем дело?

— А я не уверен, что у тебя в кабинете нас не услышат чьи-то уши! — выкрикнул Гудков с надрывом. — И насчет своего кабинета, кстати, я тоже не уверен!

— Да что с тобой? — рассудительно произнесла Старицкая. — С этими выборами у тебя совсем поехала крыша…

— Это у тебя поехала крыша! — рявкнул Гудков. — И у твоего… этого… Кажется, я требовал, чтобы он сидел сейчас тихо?!