Сияние Каракума (сборник)

— «Специальность!» Девушки после института будут работать врачами, агрономами, учителями. А я с утра до вечера в промазученной одежде должна буду водить свой комбайн?

— Глупая ты, глупая, — засмеялась Огсолтан-эдже. — Дело разве в одежде? Иной и дорогую одежду наденет, а сам гроша ломаного не стоит. В мазуте ходить тебе не позволим, совхоз спецодежду выдаст. А в институте можно и заочно учиться.

Огсолтан-эдже настояла на своём. Отджа закончила курсы. Трудно ей давалась учёба. Одна среди парней и молодых мужчин, она чувствовала себя очень неловко. Долго не могла решиться надеть комбинезон. А потом как-то так вышло, что ей даже понравилась эта одежда

Она не стесняла движений, можно было быстро подняться и сесть за рычаги управления. Машину Отджа изучила на совесть и ловко управляла ею. Отец шутил: «Женщина на коня села! Только конь у тебя железный, дочка, не свались ненароком».

— Теперь, наверно, Огсолтан-эдже довольна тобой? — прервал я рассказ Отджи.

Она печально вздохнула.

— Нет больше Огсолтан-эдже.

Я не понял.

— Как нет?

— Умерла… Полтора месяца назад.

Я не знал что сказать в утешение, но Отджа не нуждалась в нём. Острота утраты уже притупилась, остались только светлые воспоминания о дорогом человеке.

— Смогу ли я когда-нибудь стать хоть чуточку похожей на Огсолтан-эдже? — тихо проговорила Отджа. — Теперь Нуры остался совсем один…

— Кто это? — поинтересовался я.

— Её сын.

— Но ведь у неё не было…

— Да, — перебила меня Отджа. — Детей у неё не было, только приёмные. И Нуры один из них.

Я промолчал, не зная, как отнестись к этому сообщению.

— Как-то, забежав на минутку к Огсолтан-эдже, — продолжала Отджа, — я застала у неё парня. Скромный такой на вид, а глаза весёлые, озорные. Когда он вышел, я спросила: кто, мол, это. Огсолтан-эдже ответила, что такой же, мол, сирота, как и она. И что он будет жить у неё.

Нуры стал работать в нашем совхозе механиком-водителем. На вид он вроде даже простоватым казался, но если возьмётся за какое дело, сразу видно, что знает в нём толк…

Отджа смолкла. Я ждал. Но она сидела, глядя отсутствующим взглядом, и улыбалась тому, что виделось только ей одной.

— Отджа, — позвал я. — Очнись, Отджа.

— Прости, задумалась, — извинилась она, и улыбка медленно гасла на её губах. — На чём я остановилась? Ах да, Нуры…

Словно молния ударила в меня: каким тоном она произнесла это имя: «Нуры!..»

— Он и сейчас здесь? — вырвался у меня вопрос.

— Нуры? Нет, в армии служит.

Я облегчённо вздохнул: кто его знает, что это за Нуры, но всё же лучше ему быть подальше отсюда.

На следующий день весь посёлок поднялся задолго до рассвета: начиналась уборка хлопка. Об этом возвещал алый флаг над зданием дирекции совхоза. Большая колонна хлопкоуборочных машин, поблёскивая свежей краской, готовилась выйти в поле.

Я поймал себя на мысли, что подыскиваю сравнение, которое приведу в своём очерке. «…Машины, словно огромные стальные копи, стояли и, казалось, подрагивали от нетерпения, ожидая команды».

Я не сразу узнал Отджу, комбинезон делал её маленькой и хрупкой. В действительности это было не так. Колонна тронулась, и я увидел, как легко повинуется Отдже её великан — четырёхрядный комбайн.

Девушка улыбалась, но улыбка её не предназначалась кому-то конкретно. Она смотрела вдаль, на обширные хлопковые поля, где солнце уже показало огнистый край.

Сегодня начинается единоборство между нею и опытным механизатором. И, наверное, от сознания своей силы и решимости девушка улыбалась наступающему дню. Во всяком случае так мне показалось и так я записал в блокноте, чтобы не забыть.

Все дни, пока проходила уборка, я находился в поле. Мои глаза были прикованы к Отдже. И все эти дни я не замечал в ней ни усталости, ни упадка духа. Она была предельно собрана, движения её точно рассчитаны. Машина двигалась плавно, ни на минуту не останавливаясь. Чувствовалось, что Отджа выработала какой-то свой ритм работы.

Как-то за утренним чаем она сказала: «Это несправедливо, что в космосе побывала всего одна женщина».

Глядя на неё, сидящую на высоком комбайне и будто парящую в воздухе, я вспомнил эту реплику и представил Отджу, поднимающуюся по трапу космической ракеты. А почему бы и нет?..

В обеденный перерыв мы уходили под навес, устроенный от солнца, и Отджа рассказывала мне о своей жизни.

Четвёртый год работает она механизатором и не мыслит себе иной профессии. Вот закончится хлопкоуборочная страда, и Отджа пересядет за руль трактора, будет поднимать зябь под новый урожай. Придёт весна — снова трактор, проводить посевную. Потом обработка хлопчатника, чеканка… Дел механизатору на поле всегда хватает. Может, в этом и счастье? В труде, в сознании, что ты нужен этому бескрайнему хлопковому полю…

Я старался, чтобы Отджа рассказывала не только о работе, но и о своих вкусах, интересах, об отношении к тому или иному событию. Но о чём бы мы ни говорили, в конце концов приходили к теме, которая волновала и Отджу и всех сборщиков: как закончится её состязание с Ата-ага.