Сияние. Прямая речь, интервью, монологи, письма. 1986-1997

А.: ЧАЙФ(знай, мол, наших).

Разливают чай.

Шапа (далее Ш.): – Шапе-то(очень по-митьковски).

Ищут сахар, находят с трудом (к большой досаде Романа).

А.: Вон сахар-то.

Р.:(с легким раздражением и как бы в шутку)– Ну, панки-то могли бы и без сахара.

Ш.:(умильно)– Сахар!

А.: С сахарком-то оно слаще!

Ш.:(оттягиваясь)– Бля, сахар!

Р.: А вообще как у вас в Омске с вином?

Е.: С вином у нас нормально, в два часа можно взять водочку, пиво свободно.

А.: Надо приехать.

Ш.: А пиво в бутылках?

(одним судьба – карамелька, а другим судьба – одни муки…)

Е.: Пиво разливное и бутылочное есть.

Ш.: Ну, разливное и у нас есть, только за ним стоять надо.

Е.: Разливное у нас в каждом ларьке свободно (добил-таки).

Ш.:(с надрывом)– Ну почему я там не живу!!!

Е.: Другой вопрос – финансы. А как деньги есть – пожалуйста. Почитается пиво.

Р.: А как тусовка?

Е.: Плохая.

Р.: И в Омске единственная.

Е.: Не совсем, есть ещё художники-модернисты. Клёвый авангард рисуют. А тусовка наша человек 10–15, как у ИНСТРУКЦИИ, поменьше, может быть… Она включает в себя в основном музыкантов. То есть нас получается группировка ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ – человек семь, составы варьируются, в зависимости от того, кто тексты пишет, кто лидер. У нас Эжен есть, так он когда пишет тексты, я на ударных сижу, и всё это играется в панк-роке – группа называется АДОЛЬФ ГИТЛЕР. Когда я сижу за ударными и басом, а играются песни в идиотском акустическом духе, тогда это называется ПИК ЭНД КЛАКСОН, кстати, очень клёвая группа; когда я пишу свои песни, тогда это называется ГО. Если играет некий Сергеич (Сергеич, Петрович… – наводит на мысли о параллельном развитии и множественности миров), я и ещё вокалист, да плюс Маднесс – барабанщик ПУТТИ, плюс ещё компашка – это называется КОМКОН-2.

Р.: А почему барабанщик ПУТТИ, это ведь новосибирская группа?

Е.: Потому, что он служит в Омске. И если этот Маднесс поёт свои тексты, играем мы всей тусовкой – это называется группой КАЙФ. Ну и группы всякой попсы, всяких металлистов, с которыми мы отношений никаких не поддерживаем.

А.: А у вас нет напрягов насчёт авторства, когда каждый хочет пропихнуть своё?

Е.: Нет. Кто хочет, тот своё и поёт. Потому у нас и групп много.

А.: Поёт-то поёт, но ему рады подыгрывать?

Е.: Да, разумеется. Тусовка-то одна, все вместе играют.

А.: Вот оно.

Р.:(вторит)

– Вот оно, просветленье-то… Прихлебнув чаю, задаю я тебе каверзный вопрос.

Е.: Давай.

Р.: Твоё отношение к власти?

Е.: Весьма плохое.

Р.: Почему?

Е.: Потому, что всё, что я делаю, – это борьба с тоталитаризмом во всех его проявлениях. А власть представляет собой самое худшее проявление государственности, стало быть, тоталитаризма, стало быть, фашизма, если говорить конкретно. А я очень ярый антифашист. И поэтому я считаю, что весь панк, вообще все, что я смогу сделать своими песнями, – давать отпор тоталитаризму.

Р.: А что ты стремишься разрушить?

Е.: Любой тоталитаризм, как в мышлении, так и в отношении каких-то человеческих связей, тем более в государственных отношениях, из которых состоит весь цивилизованный Вавилон.

Р.: А панк-рок воспринимаешь только как музыкальное средство выражения?

Е.: Не только музыкальное, но и текстовое тоже.

Р.: …или в музыке тоже проповедуешь анархизм, т. е. сокрушение?