– Угу. Если меня за это выгонят, будешь платить мне пособие по безработице. Все, пока. Набери, когда будешь в кампусе.
Ливень еще спит – на животе, обняв подушку, спутанные пряди почти закрывают лицо. Я останавливаюсь на пороге комнаты, на секунду представив, что так было бы каждое утро. Вот я бужу его, ищу зарядку для телефона, бросаю в сумку наушники и проездной, жую бутерброд – тостовый хлеб, масло, шоколадная крошка, и, пожалуйста, купи сегодня горький шоколад вместо молочного, он не такой приторный, от этого аж зубы сводит. Будешь кофе? Вставай, а то остынет, вечно ты пьешь чуть теплый, меня от такого тошнит. А Ливень жмурится сонно, как котенок, которого принесли в теплый дом с холодной улицы, сидит на краю кровати – одеяло со странным принтом поверх голых плеч, босые ноги на пушистом ковре, на полу разбросаны фломастеры…
Копики, да, я помню, они называются копики, – семь евро за штуку, с ума сойти, в моем детстве пачка из двадцати четырех цветов стоила в Jumbo[31]
три пятьдесят, но мне ее не покупали. Вот мы сидим в маленькой кухне, на холодильнике прикреплена магнитом фотолента из автомата в римском аэропорту – летали в отпуск, кривлялись в камеру, от вспышки у нас у обоих острые скулы и блестящие, как в лихорадке, глаза – дурацкая идея, не люблю фотографироваться, но надо было убить время в ожидании рейса. На столе одинаковые чашки из IKEA, на двери календарь с видами природы и днями рождения всех знакомых. И целый долгий день впереди в рутинных заботах, за которым настанет вечер.И мы снова сойдемся под крышей съемной квартиры на окраине города: он, солнечный мальчик в стране бесконечных дождей, и я, девочка с темным сердцем, в котором тонет, как в глубоком колодце, самый яркий свет.
Я встряхиваю головой, прогоняя видения. Они такие живые, что мне на секунду кажется – Ливень подсмотрел их. Но он по-прежнему спит, когда я собираю свои вещи, проверяю в рюкзаке ампулу и выхожу из дома. Через пару часов я ныряю в пеструю толпу студентов рядом с кампусом VU Amsterdam, и в городе все еще утро – хмурое, прохладное, пахнущее той особой свежестью, какая бывает только у моря. Белые флаги с голубым грифоном хлопают на сыром ветру, над Амстердамом кружат чайки. Как будто это не город, а тонущий в битве корабль и они предвкушают добычу.
Золото наших душ
Мы с Карелом никогда друг друга не любили, ведь мы оба были дискордами. Но мы были, как говорят голландцы, две руки на одном животе [32]
– мы стоили друг друга, у нас было схожее отношение к жизни, схожие ценности и интересы. Карел тоже литрами пил кофе, обожал ночные городские тусовки, вкусную еду, секс, терпеть не мог слишком эмоциональных людей и задушевные разговоры.Поэтому мы хорошо подходили друг другу, получали удовольствие от отношений и никогда не ссорились. Не знаю, сколько влюбленных пар могут похвастаться тем же. Но с тех пор, как Карел исчез из моей жизни, я о нем почти не вспоминала.
То есть мне было не совсем уж все равно – я не пожелала бы ему такой судьбы, но поменяться с ним местами я была не готова. Обычные люди привязываются друг к другу, а лампириды вообще готовы умереть за близкого человека или даже за незнакомого, но дискордам это не грозит. Жизнь и так достаточно опасная штука, так что спасибо, не сегодня.
Что Карел собирался мне сказать или сделать перед тем, как открыл стрельбу на площади? Зачем ждал меня? Этого я уже не узнаю. Я удалила наш последний чат в мессенджере – к счастью, это можно сделать для обеих сторон – и теперь просто надеюсь, что, когда его телефон проверят, никто не пристанет ко мне с вопросами. А между тем у меня самой они только множатся.
Один из ответов приходит неожиданно, пока я пью кофе, сидя на скамейке в кампусе, и Ливень скидывает мне ссылку с новостного сайта. Парень, напавший в кафе на свою подругу, погиб сегодня утром. Причина смерти – самоубийство, детали не раскрываются. Перед смертью он опубликовал пост на своей странице с их последним совместным фото и просил у всех прощения.
Я отправляю в ответ эмоджи с рукой у лица – в знак того, что это все уже как-то слишком, – и решаю наконец поехать домой, чтобы немного передохнуть. Кажется, с тех пор, как я сбежала из своей квартиры, прошел уже целый месяц.
Город плывет мне навстречу огромным сплошным потоком. Амстердам похож на текучую воду даже там, где нет каналов, – он в постоянном движении, и его гладкая сверкающая поверхность обманчива. Под ней таится мутная вода, в которой не слышно звуков, и грязное илистое дно, усыпанное осколками разбитых жизней. Каналы регулярно чистят, вылавливая из них всякую дрянь, а вот с душами людей этого, к сожалению, не делают.