Сила обстоятельств: Мемуары

Вернувшись из Италии, Сартр с отвращением читал французскую коммунистическую прессу. По поводу Венгрии «Либерасьон» говорила о «фашистском путче», Андре Стиль называл рабочих Будапешта «отребьем свергнутых классов», а Ив Моро — «версальцами». В интервью журналу «Экспресс» Сартр безоговорочно осудил советскую агрессию; он сказал, что с сожалением, но полностью порывает со своими советскими друзьями и еще более бесповоротно — с руководителями французской компартии. А ведь Сартр на протяжении многих лет прилагал столько усилий, чтобы прийти к согласию с ними! И тем не менее он ни минуты не колебался: против русского вторжения следовало выступить во имя того самого социализма, который оно якобы призвано защитить. Вместе с ним и другими писателями я подписала протест против русского вмешательства, который был опубликован в «Обсерватёр». Нас выводили из себя лживые заявления «Юманите», представлявшей линчеванных полицейских рабочими, ставшими жертвами фашистов. Но, с другой стороны, нас прямо-таки восхищал благородный интернационализм наших шовинистов: раз русские танки стреляли в венгерских рабочих, они предлагали запретить французскую компартию. Незапятнанные поборники справедливости — залитые алжирской кровью — произносили высокие фразы о праве народов распоряжаться своею судьбой, а в поддержку они подожгли штаб-квартиру компартии и напали на здание «Юманите». Будапешт — какая удача для правых сил! Эволюция СССР и польский октябрь притупили их оружие, зато теперь им дали взамен новое. И они им пользуются. Когда Мальро спрашивают, не сожалеет ли он, что предал «Удел человеческий», в ответ он говорит одно: Будапешт.

Нет, венгерские трудящиеся не были «версальцами», но ведь именно на контрреволюцию рассчитывали правые, когда «Радио-Эроп-либр» поддерживало восставших. Существовала ли такая возможность? Но поскольку мы считали, что социализм, даже в искаженном, нечистом виде, является сегодня единственным шансом людей, как тогда оценить советский ответный удар?

Коммунистическая пресса упорствовала в своей лжи. Правда, некоторые из партийных интеллектуалов более или менее осторожно высказали свое неодобрение. Роллан был исключен. Клод Руа, Морган, Вайян получили предупреждение. В бюро Национального комитета писателей, куда входил и Сартр, произошло яростное столкновение между Арагоном и Луи де Вилльосом, который вместе с несколькими другими сочувствующими ушел из Комитета. Веркор и Сартр посчитали необходимым остаться, однако текст, который в конце концов Арагон представил на подпись, показался им несостоятельным. Комитет интеллектуалов сотрясали жестокие споры. Кое-кто из его членов, в особенности бывшие коммунисты, хотели навязать резолюцию, решительно осуждавшую СССР; это привело бы к изгнанию коммунистов из Комитета. Другие полагали, что для нас, французов, основной задачей остается мир в Алжире и что не следует вносить раскол: такова была позиция всех моих друзей, и Ланзманн отстоял ее.

В январе «Тан модерн» выпустил специальный номер, посвященный Венгрии. Свою позицию Сартр разъяснил в работе «Призрак Сталина»: «Истинная политика содержит в себе в скрытом виде собственную моральную оценку». Именно на это он опирался, критикуя отношения СССР со странами-сателлитами и осуждая русское вмешательство. Однако Сартр опять подтверждал свою приверженность социализму в том виде, в каком он воплощался в СССР, несмотря на ошибки его руководителей. Будапешт нанес Сартру удар. Но в конечном счете именно это дало ему возможность проверить определенную им для себя линию поведения: сделать выбор в пользу СССР и рассчитывать лишь на себя, отстаивая свою точку зрения.

Сартр никогда не переставал требовать живого марксизма; участились встречи между ним и оппозиционными коммунистами. Но даже с ортодоксальными коммунистами, даже с СССР отношения не были порваны, так же как с Движением сторонников мира. Сартр узнал, что «Почтительная потаскушка» по-прежнему идет в Москве, ее играли в Чехословакии и даже, чуть позже, в Венгрии. До весны 1957 года Сартр дважды встречался с Эренбургом, и, хотя никто из них не изменил своих позиций, между ними происходили сердечные беседы. Верные духу XX съезда и к тому же довольно ловкие, русские решили не отталкивать от себя симпатизирующих, которые отказались принять Будапешт: Вер-кор, один из тех, кто выразил протест, посетил в 1957 году СССР. Это было важное новшество: теперь стало возможно критиковать по отдельным вопросам Советский Союз без того, чтобы тебя сочли предателем. Такая умеренность позволила нам продолжить совместную работу с французской компартией по самому жгучему для нас вопросу: Алжиру.

ГЛАВА VIII